— Вы расстались?
— Ничуть не бывало. У нас продолжался более чем бурный роман. Просто позже она дважды предала меня.
— Она ушла к другому?
— Полно, молодой человек, ушла к другому, велико ли дело, какое тут предательство, легкомыслие одно. Все было много хуже. Мне кажется, свечи лучше вообще убрать от греха. Выключатель видите?
— Кто вы, Алексей Иванович? — спросил Кайдановский.
— Философский вопрос. Кто мы, в сущности, все, оптом и в розницу? Сапиенс, люденс. Саперы и лудильщики. Я, юноша, покойник, то есть настолько, что Спящая Красавица наша значительно живее меня, поверьте мне на слово; и давайте сию тему закроем. Делаем лишнее, говорим лишнее… Знаете, как излишество в Древней Руси называлось? пианство. Запил, загулял, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Один мой знакомый изречение «Chi va piano, va sano» переводил так: «Кто идет пьяный, тот идет ссаный». Прошу прощения. Пошли отсюда. Если на внутреннюю, к петле дверной, половину сектоpa встать, дверь закрывается; если на внешнюю, ближе к дверной ручке, которой нет, — открывается, и вы выходите. Мне бы не хотелось, чтобы вы экспериментировали с механизмом слишком часто. Вас когда-нибудь Комендант застукает. Что вы шарите по карманам?
— Хочу закурить.
— Перебьетесь. Сначала выйдите из музея. Пожалуй, по мраморной не надо вам идти сейчас. Я вас во двор выведу. Я ведь вхожу в музей со двора, через пожарный запасной. Хотите, заходите ко мне, у меня и покурите, на чашку чая можете рассчитывать.
— Хочу.
В дальнем закутке музея железом обитая маленькая дверца, пожарный выход, вела в подворотню, куда выходила — на противоположной стене находящаяся — и дверь бывшей дворницкой, где в одной из комнат обитал Вольнов. Миновав кухню, по совместительству служившую прихожей, и крошечный коридор, все намытое, начищенное, идеально отдраенная бедность, Кайдановский оказался в небольшом помещении, заставленном вдоль стен книжными полками; в нише между полками стояла железная кровать типа казарменной, а возле нее овальный стол красного дерева с огромной лампой; три бронзовые грации читали бронзовые книги, между делом рассеянно поддерживая большой зеленый абажур. Два стула начала века, рустика под готику, довершали картину. Кайдановского удивило отсутствие фотографий — родителей ли, друзей ли, собственных в молодости, жены, возлюбленной, да мало ли кого еще. На стене между двумя стеллажами висела картина, видимо, тоже начала века, изображавшая мрачный остров, отражающийся в сумрачной вечерней воде; в глубине за деревьями горел странный огонек, — костер ли жег Басаврюк, окно ли светилось? В середине рамы внизу красовалась полуобломанная табличка с именем художника, обломившимся; зато название картины, вполне сохранное, он прочел: «Остров мертвых». Под картиной кнопками были приколоты к стене две репродукции: Вермеер Дельфтский, «Чтица» и «Мальчик» Пинтуриккио. Кайдановский не обнаружил и мелочей, коими обрастают люди за свою жизнь, мелочей, обычно уснащающих комнаты в стиле этой: статуэток, пепельниц, сувениров. Подбор книг отличался своеобразием изрядным, зато все остальное напоминало меблирашку старинного петербургского доходного дома: полы натерты, пыли не видно, один постоялец съехал, другого ждем-с. Книги на нескольких языках: Гёте, Шиллер, Гейне, Гёльдерлин по-немецки, некий Бельман то ли по-шведски, то ли по-датски, французские Гюго, Ростан, Вийон, Мюссе, Рабле; италийский Петрарка, сонеты Шекспира и «Сон в летнюю ночь» по-английски. «Андрей Белый, «Петербург»», — прочел Кайдановский и обнаружил рядышком еще несколько книг того же автора, не известных ему вовсе: «Крещёный китаец», «Котик Летаев», «Серебряный голубь». Попались ему выпущенные в начале века Кузмин, Вагинов, Хлебников, «Поэтические корни волшебной сказки» Проппа, ранняя работа Лосева с грифом «Не выдавать». Вытащив наудачу тоненькую книжечку, оказавшуюся ранним сборником Пастернака, обнаружил он, к своему величайшему удивлению, автограф: «А. В. от автора на память о томительных петербургских вечерах белее ночей и сиреней». В слове «сиреней» «ей» было зачеркнуто. Он поставил книгу обратно. Вольнов вошел с чайником и двумя стаканами в подстаканниках.