– Вваливайся, не мнись на пороге, – относительно гостеприимно пригласил Ган, косясь на меня и явно ожидая моей реакции. – Чай пить будем.
«Вваливаться и не мяться на пороге» я не спешила хотя бы потому, что была ошарашена. Целиком и полностью.
Вот ши! Он что, притащил меня в свое логово?!
– И как это понимать? – осведомилась, продолжая обследовать пещеру взглядом. – Кажется, я в гости не напрашивалась.
Опустившись на пол, Ган протопал к разместившемуся в углу котлу и, обернувшись, через плечо бросил:
– Так давно договор пора отметить. У нас теперь узы. Кровные, считай.
И облизнулся – довольно так, точно объевшийся синеводкой морской котик.
В целом, пока ничего криминального не происходило, да и, откровенно говоря, посмотреть, как живет настоящий ши, было интересно. Поэтому мяться я все же перестала, неспешно прошла вглубь пещеры, ступила на тот самый выцветший ковер и тут же ощутила горьковатый травяной запах.
Ган орудовал у подвешенного котелка, под которым располагался мелкий артефакт с огнем саламандры. Варево активно бурлило, над ним вздымался белый пар, сдобренный мелкими синими искорками. Гану пришлось взгромоздиться на табурет, и сейчас эта синюшная мелочь обеими руками помешивала свое варево большим деревянным черпаком.
Зачерпнув мутноватую, не внушающую доверия жидкость, Ган шумно на нее подул, причмокнул и констатировал:
– Чабреца еще надо.
Пока я продолжала осматриваться, он взлетел под самый потолок и снял с полки баночку с сушеными травками и соцветиями. Опустившись обратно, кинул щепотку в варево и, вдохнув с новой силой попавший ему в лицо пар, вновь причмокнул – теперь удовлетворенно.
– Это и есть чай? – не пытаясь скрыть скепсиса, уточнила я.
– Что б вы, смертные, в чаях понимали! – с важным видом упрекнул Ган. – Чай – это что, по-твоему?
– Напиток, травяной сбор, – ответила не задумываясь.
– Во-о-от, – подняв указательный палец, протянул он. – А на самом деле чай – это состояние души. Каждый в него что-то свое добавляет: кто магию, а кто неосознанно – настрой. Мой чай – с вкраплениями магии ши, а стало быть, самой Глубины.
Теперь уж точно решив, что пить это не стану, я переключила внимание на груду сундуков. Что греха таить, привлекли меня и украшения, и золотые монетки. Ярко они поблескивали, соблазнительно так, словно бы просясь в руки. Но трогать сокровища ши я все-таки не рискнула и довольствовалась их созерцанием.
– Ты присаживайся. – Ган продолжал строить из себя удивительно гостеприимного хозяина. – Харэ мне ковер своими сапожищами гваздать.
Я и присела – аккуратненько, на краешек, чтобы мне вдобавок не предъявили порчу «великолепной новой» мебели и не выставили счет в виде нескольких капелек крови. Не удивлюсь, если для этого сюда и позвали.