И так потрясло меня это открытие: были, хотя я это и отрицала, во мне чувства к нему, не просто привычка, не просто похоть, но настоящие чувства, — что ни о каком контроле над собой я не думала уже. И только когда ощутила, как что-то капнуло на руку, поняла, что происходит, и спросила себя, когда плакала в последний раз, — и ответила, что, кажется, в тот день, когда убила Павла. Но то были слезы радости и облегчения и истерика одновременно, потому что, бесспорно, в первый раз осознать, что убил, нелегко, не убить, а именно осознать. Поэтому те слезы не в счет, — а значит, плакала я по-настоящему в последний раз в тот год после твоей смерти. И то, что после такого долгого перерыва я плачу теперь, — это говорит о многом…
— Что случилось, Олли?
Я слышала его шаги, но не подняла голову, так и сидела в темноте в гостиной на первом этаже, курила и вспоминала — и, заслышав шаги, не шевельнулась, зная, кто это, но не радуясь его появлению, потому что не до него мне было. И когда он зажег свет, произнесла тихо:
— Все в порядке…
И удивилась, как он тактично включил торшер в углу, убрав такое яркое центральное освещение, и сел напротив, и я слышала, как щелкает обрезалка, почему-то подумав, что ею вполне можно делать обрезание мужчинам — смазал нож гильотинки спиртом, оттянул крайнюю плоть — и готово. Организм мне, видно, идею шепнул, пытаясь развеселить — но смешно не было. И не хотелось показывать ему слезы, и вытирать их при нем, и я ждала, пока они высохнут сами и тогда уже я смогу на него посмотреть — и только потом спохватилась, что косметика наверняка поплыла. Бросила ему, что сейчас приду и не мог бы он кофе сварить, и вышла, чуть отворачиваясь, и привела себя в порядок. А когда вернулась, кофе уже стоял на столе, кривой, футуристический такой треугольный кофейник, который я купила, едва его увидев, и маленькие черные чашки — все красиво так расставлено, что я сразу оценила, хотя и без эмоций ввиду состояния.
— Ты думаешь, что с твоим бойфрендом что-то произошло?
Я даже не сразу поняла вопрос, а потом удивилась, почему он его задал, и только потом поняла, что бумагу от риэлтеров оставила на столе, и он прочитал, конечно, думая, что это от кого-то другого, и сделал вывод.
— Боюсь, что да, Рэй. Он уехал в конце ноября, после того, что случилось в Нью-Йорке. Обещал вернуться к Рождеству — а уже первое марта завтра. Он предвидел, что ФБР может поставить телефон на прослушивание и потому сказал, что звонить не будет. Но обещал связаться по факсу — и так и не связался, да к тому же я сменила номер в январе, поняв, что ждать нечего. Эти подонки утверждали, что он у них, но не смогли предъявить доказательства — я бы заплатила им столько, сколько они просят. А сегодня сказали мне, что убили его — на следующий день после того, как их обстрелял Джо, этот чертов киллер-неудачник, они позвонили в Москву и дали сигнал. Я им не верю, но…