— Мы можем встретиться сегодня в городе, Олли? — поинтересовался этак застенчиво, позвонив часов в одиннадцать утра. Я даже не стала любопытствовать, откуда у него мой новый номер — ему был известен только старый, значит этот он у Крайтона узнал. И можно было бы зацепиться и сказать, что этот телефон я ему не давала и потому просьба сюда не звонить, — но не хотелось.
— Если у вас есть ордер на мой арест, — ответила сухо, подпустив в голос обиды, на всякий случай — я ведь помню, что вообще-то он в первый день моего ареста уверял меня, что с Крайтоном не согласен и сообщит свое мнение в штаб-квартиру ФБР, в Вашингтон, но особо оптимизма в его голосе не было. Понятно, что своя рубашка ближе к телу — и даже если не верит в мою невиновность, вряд ли карьера для него дороже справедливости. Карьера — это нечто весьма конкретное: повышение, деньги, престиж, — а справедливость есть что-то весьма относительное и туманное.
— Нет, Олли, я хотел с вами встретиться частным образом. — И, судя по голосу, не обиделся даже на мою реплику.
— Не боишься, что ФБР прослушивает мой телефон, Джек? — брякнула в лоб, думая, что по его реакции сразу пойму, как обстоят дела с моим телефоном. Он-то должен быть в курсе.
— Твой телефон чист, Олли, можешь мне поверить…
Я верю — иначе бы он не позвонил и вряд ли бы перешел на “ты”.
Подъехала в ресторан в Даун-Таун к шести — в надежде выяснить, как обстоят дела, — но ничего, увы, не узнала. Было впечатление, что он встретился со мной затем, чтобы окончательно составить свое мнение о моей виновности либо невиновности — порасспрашивал о Яше, о Корейце, а на мои достаточно прямые и настойчивые вопросы так ничего и не ответил. Не исключаю, что он встретился со мной сугубо по делу — может, даже у него диктофон был с собой: вдруг чего ляпну, смягчившись в теплой дружеской обстановке.
Даже про запрос в Москву ничего не узнала, про то, что так меня пугает, — напрямую не спросила, а он ни слова по этому поводу не сказал — равно как и по поводу недавнего расстрела русских из Нью-Йорка у лос-анджелесского мотеля. Ну не могла же я сама на эту тему вопросы задавать. И уже сказала себе, что съездила впустую, как вдруг услышала такое, что еле удержала на лице приветливое выражение, хотя чувствовала физически, что искусно сделанный театральный грим пошел трещинами, улыбка нарисованная расплывается, чудовищным образом меняя облик, и надо срочно поправить грим, закрепить, пока процесс не стал необратимым.
— Знаешь, Олли, я выдвинул версию, что убийство Цейтлина — дело рук русской мафии, которая убила его за отказ платить им деньги или сотрудничать. Он ведь вел бизнес в международном масштабе — так что русские могли попробовать использовать его для торговли оружием или наркотиками и, когда он отклонил их предложение…