Так что я воспользовалась паузой и сама начала задавать вопросы — и про то, кому нужно было ее убивать, и откуда взялась записка, и что она должна означать, и не оставил ли убийца каких-либо следов. И он, понятное дело, отвечал уклончиво — и, как я поняла, по его мнению, следовательно, по полицейской версии, записка оставлена чтобы запутать расследование, увести полицию по ложному следу, показав ей, что небогатая Стэйси Хэнсон имела отношение к огромным деньгам. А убийца, на их взгляд, скорее всего, связан с сексуальной ориентацией Стэйси: убила ее приревновавшая к кому-то партнерша-лесбиянка, наняв для этого киллера, или наркоделец, которому она задолжала деньги, но не пятьдесят миллионов, конечно. А так в квартире ничего не пропало, и машина на месте, и на банковском счету лежит порядка тридцати тысяч.
“Партнерша-лесбиянка” — это неплохо. Я оцениваю его полицейское чутье по достоинству. Вроде, казалось бы, живем в самой демократической стране мира — которая, по моему мнению, является самой косной, — а получается что нетрадиционная ориентация связана с чем-то криминальным. Ведь знает, что она была бисексуальна, но подозревает именно партнершу-лесбиянку, а вовсе не потенциального мужчину-любовника, у которого тоже могли быть поводы для ревности.
Конечно, версия не напрямую была высказана — и вопрос, насколько честно он говорил вообще, — но, по крайней мере, именно так я все поняла.
— Когда в последний раз Стэйси Хэнсон была у вас, мисс?
— Шестнадцатого числа, кажется. — Черт, как не хочется об этом говорить, но вдруг кто-то что-то видел, вдруг до сих пор слушается мой телефон, вопреки уверениям Бейли и Эда, вдруг следят за мной по-прежнему? Как будто внезапно оказалась вместо надежного покрытия хайвэя на занесенной снегом дороге, и каждое неверное движение может унести в кювет, и неизвестно, отделаешься ли вмятиной на корпусе машины — или останешься в нем навсегда. — Кажется, так — приехала ко мне часов в семь, а во сколько уехала, не помню, я ведь вам говорила, что веду ночной образ жизни — вот работаю над сценарием…
Слава Богу, что догадалась листки принести, а то мои слова насчет ночного образа жизни в связи с антипатией ко мне мистер Браун мог бы истолковать по-иному, вернее, по сути, истолковать их так, как все и было на самом деле, — но это было бы лишним.
— Она ничего не говорила вам — ну, необычного? Может, она была в плохом настроении или вы заметили, что с ней что-то происходит?
— Да нет, — отвечаю осторожно, чувствуя себя так, словно сижу в несущейся по льду машине, когда необходима максимальная концентрация, чтобы уцелеть. И руль надо поворачивать максимально осторожно, едва к нему притрагиваясь, и так же аккуратно касаться педалей, словно они из тончайшего стекла — потому что любое нерезкое даже, но просто слишком конкретное прикосновение может завершиться грозящей смертью аварией. — Она приехала, выпила немного, один коктейль, а может, два, я не считала. Я ей рассказала про изменения в сценарии, мои дополнения к нему — дело в том, что ей предстояло сыграть большую роль, и она очень ответственно подходила к предстоящей работе. Конечно, я не очень люблю визитеров и рабочие вопросы предпочитаю решать на работе — но я все равно сидела последнее время дома из-за проблем со здоровьем…