В первый же день по приезде, как только нашли себе жилье, тут же побежали на пляж. Но, увы, в этот день, как назло, был шторм 3–4 балла и купаться было запрещено. На пляже никого не было, так как волны заливали его почти полностью и даже иногда шумно разбивались о стену набережной, где фланировали отдыхающие или с ее парапета смотрели на разбушевавшуюся стихию. Правда, несколько смельчаков все же качались на волнах метрах в тридцати от берега. И мы решили к ним присоединиться…
Как известно, входить в море даже при таких волнах не очень сложно, как и «забираться» на них в море. Но вот выходить на берег…
Короче, «покачавшись», нанырявшись и прилично устав (вот уж действительно дорвались), решили, что на первый раз хватит. И тут началось… Мы еще не знали, что выбираться надо с малой волной, которая обычно идет вслед за двумя-тремя самыми большими волнами. Пару раз нас переворачивало и протаскивало по камням… Хорошо, что рядом были ребята, которые, поняв, что мы «новички», подсказали, как надо вылезать на берег, и следующая наша попытка оказалась удачной. Больше в такие волны мы уже не полезли.
На следующий день море стихло, и Володя показал мне, что он все-таки научился делать заднее сальто (прыгал он с волнореза) и «входить в воду» почти по всем правилам. Дело в том, что примерно за год до этого — после того, как мы поступили в МИСИ и, проучившись неделю, оказались в колхозе на уборке картошки, в деревне, стоявшей на берегу реки, — он пытался «крутить заднее», но всякий раз смешно и больно шлепался в воду спиной. Однажды даже не на шутку обиделся на меня, когда, вынырнув после очередного болезненного — в прямом смысле этого слова — прыжка, услышал мой дикий смех. А не смеяться было, действительно, невозможно — так неуклюже и по-клоунски он бултыхнулся с берега в реку. Но после каждого такого неудачного прыжка он снова повторял попытку за попыткой, хотя, честно говоря, прыжки лучше не становились. И вот теперь — пожалуйста…
— Васечек, где же это ты научился? — спросил я удивленно.
— А вот не скажу. Давай лучше и тебя научу.
— Нет, нет, нет. Я не по этой части…
Кстати, там же, «на картошке», в деревне, мы как-то увидели стреноженных и без седел коней, пасущихся на лугу. Никого из деревенского «начальства» поблизости не было. Володя расстреножил одну из лошадей, на которой была уздечка, мы помогли ему взобраться на лошадь, и он поехал. К счастью, кобыла оказалась довольно смирной и послушной и как бы нехотя, но все же побежала медленной рысцой. Володе этого показалось, видимо, мало, он ударил ее голыми пятками по бокам, дернул уздечку, лошадь резко рванулась, и… он кубарем слетел на землю. Кобыла, отбежав немного, остановилась. Я и еще кто-то из наших однокурсников поспешили к Володе. Он лежал, и я было подумал, что он сломал себе ногу или руку. Но, слава богу, все обошлось, хотя горбом он приложился очень прилично. Еле разогнувшись, сказал: