— Эвелина, что с тобой происходит? — Я сижу на краешке дивана и Юра падает передо мной на колени. У него красные воспаленные глаза и он сжимает губы, как делает только если очень волнуется. — Ты сбегаешь с нашей свадьбы, словно девочка пятнадцати лет, только через три часа даешь знать, что с тобой все в порядке, и возвращаешься в… — он довольно грубо рвет манжету, — … чужой рубашке. Мужской рубашке, Ви. Почему ты не написала мне? Почему написала своей матери?
— Потому что она моя мать, — напоминаю я.
Это ведь очевидно: все девочки, когда у них разлад на личном фронте, идут с этим к самому близкому человеку — к своей матери. Правда, я так и не смогла сказать матери, что у меня проблемы с Юрой. Я вообще ничего не сказала. Вероятно, сделала свой первый шаг на пути к постижению искусства лжи.
— Если все дело в помаде…
— Если?
Я с трудом гашу смешок, но Юра все равно его чувствует, потому что очень резко меняет стратегию поведения, из раскаявшегося грешника превращаясь в прокурора. Встает, отходит в другой угол комнаты и с деловым видом начинает зачитывать «приговор»:
— Эвелина, мы деловые партнеры, а не влюбленные школьники.
— Да, — соглашаюсь я без тени заминки, и это еще больше его распаляет.
— Я живу так, как хочу жить! — Он тычет себя пальце в грудь, словно разговаривает с глухой, и я могу не понять, кто из нас в двоих хочет жить без тормозов. — Мне двадцать шесть лет, и если бы не желание наших родителей, я бы никогда не женился до тридцати пяти точно! Потому что я богат и, блядь, могу иметь любую бабу, и не собираюсь сидеть на привязи, словно кастрированный пудель!
— Было бы очень хорошо, если бы все то же самое ты сказал в тот раз, когда пообещал мне не трахать все, что шевелится, — отвечаю я.
Пытаюсь встать, но он рвется навстречу, рукой толкает на кровать и придавливает собой сверху. Не знаю, когда он успел переодеться, но под свадебным костюмом у него другая рубашка, естественно, без следов преступления цвета фуксии. Карие глаза смотрят так горячо, что пробирает дрожь, и пальцы на ногах подворачиваются, словно у маленькой девочки, впервые взявшей в руки Барби.
Я не знаю, за что его люблю, потому что любить его не за что. За красоту ведь не любят. Или любят? Тогда бы я влюбилась в того, другого, у которого взгляд цвета ржавчины с молоком. Сравнение — лучше не придумаешь.
— Я не трахаю все, что шевелится, Ви, только то, что хочу.
— Очень отрадно услышать это в нашу первую брачную ночь.
— Ты сама не скучала, да? Кто он? Тот сморчок с твоих танцев? У его есть член? Правда есть?