Мать пару минут, как въедливый полицейский, наворачивает круги вокруг «Ровера» и не прекращая качает головой.
— Валя сказала, что ты фотомодель, — говорит Таня, становясь поближе.
У нее все те же очень крепкие духи, что и тринадцать лет назад. Нет, они не вонючие и наверняка что-то винтажное, что уже и днем с огнем не найти, но меня от этого запаха выворачивает наизнанку. Чувствую себя беременной бабой, которую скрутило от запаха жаренной рыбы.
— Да, — не поворачивая головы, отвечаю я. Не могу совсем ее игнорировать, но пара коротких фраз должны дать понять, что я не собираюсь поддерживать разговоры. Ни сейчас, ни вечером. Вообще никогда.
— Слушай, Валька наивная, верит в твои сказочки, но я-то не дура. — Она посмеивается, и на этот раз вместо тошноты к глотке подступает приступ злости, потому что я догадываюсь, куда она ведет этот вонючий разговор. — Я примерно представляю, сколько стоит твоя машина, Русланчик.
Прежде чем повернуть голову, на всякий случай сую ладони в передние карманы джинсов. Так себе предохранители на случай, если не удастся сдержать желание ее придушить, но других просто нет.
Моей матери пятьдесят три, Тане — сорок семь, и она неплохо выглядит для своих лет. Во всяком случае, у нее нет лишнего веса, кожа не обвисла и на лицо все признаки ухоженной женщины. Красивая прическа, шмотки, хоть и не от известных брэндов, но и не купленные с лотка тряпки. Муж старше нее лет на пятнадцать, потому что даже в воспоминаниях моего детства у него седые усы, седые волосы и океан морщин на лице. Вряд ли Таня устраивает все эти выкрутасы ради того, чтобы тешить немощную стариковскую плоть.
— Я тебе не Русланчик, — сразу грубо отбриваю я.
Мне уже не четырнадцать, и теперь я запросто могу послать на хуй и Таню, и ее вонючие подарки, и деньги, которые она нам давала, когда мать попала в больнице и у нас не хватало даже на хлеб. Я прекрасно знаю, когда-то за все заплачу сполна, и что вот эта моя жизнь, даже если утоплю ее с камнем на шее, все равно рано или поздно всплывет, но в эту секунду я просто рад, что теперь мы с Таней снова не на равных, только в мою пользу. Потому что даже мои джинсы стоят дороже, чем все, что на ней надето.
— Хорошо, Руслан.
Она явно не понимает, потому что делает игривое испуганное лицо. Нет ничего хуже, чем разменявшая пятый десяток женщина, которая кривляется как школьница. Если я что и зазубрил за свои пять лет работы «по вызову», так это то, что у каждого возраста есть свой шарм, свои «фишки», и хуже, чем размалеванная под светскую львицу малолетка, может быть только пятидесятилетняя баба в розовом сарафане со стразами.