Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире (аль-Шейх) - страница 76

– Ты понимаешь, что повинен в этом преступлении?

– Да, о повелитель, – ответил третий дервиш, закрывая лицо руками.

– Запомни: следует самому искать истину, а не слушать других, – сказал калиф. – Ты сам наказал себя, выколов себе глаз и став дервишем. А быть дервишем – значит прощать – это главное. И еще – ты отец двоих малых детей, оставшихся без матери, поэтому я отпускаю тебя.

Третий дервиш поцеловал землю перед калифом, встал, и Масрур увел его.


Все с облегчением вздохнули, радуясь тому, что ночь почти закончилась, а никого не казнили и не посадили в темницу. Они надеялись, что калиф вскоре встанет и уйдет с Джафаром, Абу Нувасом и Масруром. Но он протянул руку к кубку с водой, выпил ее, нахмурился и посмотрел на трех женщин пронзительным взглядом.

– На этом собрании, которого никто не готовил и не мог предсказать, вы, достойные женщины, услышали о случаях и событиях, что произошли с некоторыми из нас. Одни рассказы удивили нас и развлекли, другие наполнили сердца сожалением и печалью.

А теперь я желаю, чтобы все вы по очереди открыли свои тайны и рассказали нам свои секреты. Начнем с тебя, хозяйка дома. Скажи, почему ты попросила, едва мы вошли к тебе в дом, не задавать вопросов о том, что в нем происходит, и показала надпись на двери: «Не говори о том, что тебя не касается, чтобы не услышать того, что тебе не понравится»? Не имела ли ты в виду на самом деле вот что: «Скажи хоть слово о том, что видел, – и ты умрешь»?

Калиф налил себе еще воды, поднес кубок ко рту, но не смог выпить от раздражения.

– Объясни мне, – продолжил он, – откуда эта жестокость? Почему ты набросилась на этих собак и хлестала их до крови? А ты, избитая, почему ты покачнулась, и вскрикнула от боли, и упала в обморок, когда услышала ту песню и игру на лютне? Рубцы на твоем теле ужасны. А ты, третья, скажи, почему ты распаляла безумие сестер, вместо того чтобы его усмирить?

Калиф умолк и отпил воды.

В покоях воцарилась тяжелая тишина.

Женщины сделались белыми, как молоко. Они задрожали, впервые подумав о последствиях своих угроз – особенно испугалась хозяйка дома, которая придумала все эти правила.

Она поднялась с места и сказала:

– О повелитель правоверных, лучше бы мы отрезали себе языки, чем сыпать угрозами и обвинениями. И как я жалею теперь, что не отрезала себе обе руки, вместо того чтобы хлопнуть в ладоши, призывая рабов. Прошу у тебя прощения – пусть мудрость твоя и милосердие избавят нас от того, чтобы раскрыть наше сердце и поведать о причинах, заставивших нас преступить закон нашей страны. Ибо поделиться нашими тайнами – как повернуть кинжал, вонзившийся в сердце. Уверяю тебя, о повелитель, что нашим ужасным, странным и причудливым рассказам никто не поверит и нас попросту сочтут безумными.