Этот наглец смотрел прямо на меня. Но я полностью владел собою. Атакуешь – пожалуйста! Но не рассчитывай на паническую капитуляцию. Я весь сегодняшний день варюсь в котле с самыми разнообразными страхами, закалился!
Родственнички академика помалкивали, все сообщаемое было для них полнейшей новостью.
– Женя вернулся. И под покровом ночи пробрался к окну Марусиной комнаты. Он надеялся объясниться без свидетелей. Он заглянул в окно. То, что он там увидел…
– Что?
– Что он там увидел?!
– Но говорите же!
– Секундой позже. Да, он нечто увидел там, но и его увидели. Уважаемый Дементий Дементьевич углядел его в окошко своей комнаты.
– Это не секрет, я в самом начале рассказал об этом. – Говоря эти слова, я обращался к майору. Не позволю я ему забыть об этом факте.
– Испуганный Дементием Дементьевичем, потрясенный увиденным, Женя кинулся бежать.
– Что же, наконец, он увидел?!
– Уже начинаю рассказывать, товарищ майор. Женя вбежал ко мне в сторожку. Собственно, по инерции вбежал, он считал сторожку своим жилищем. Он был в состоянии шока. Он рухнул на кровать, его рвало, его выворачивало, он рыдал. С трудом мне удалось привести его в чувство.
Все собравшиеся смотрели на бывшего сторожа. Шевяков сидел, повесив голову на грудь.
– Я прошу прощения за необходимость говорить о таком… Женя увидел Модеста Анатольевича, голого Модеста Анатольевича, и Марусю, которая как раз раздевалась для того, чтобы… В общем, не могло быть никаких сомнений в том, что должно вот-вот произойти. Перед тем как прогнать Женю, Маруся сказала ему, что собирается посвятить свою жизнь отцу. Он, мол, так одинок, ему нужен уход. Аргументы эти выглядели лживыми, лживыми они и оказались. То, что его любимая спит со своим отцом, не укладывалось в голове Жени.
– Ночь нежна, – хихикнул Валерий Борисович, он всегда радовался тому, что кто-то оказался большей скотиной, чем он сам.
Кирилл даже не глянул на литератора.
– Да и в какой голове это может уложиться? В моей, например, не смогло. Организм мозга отказывался переваривать эту информацию. Фактов у меня никаких не было, но я твердо заявил Жене, что тут какая-то путаница. Не надо вешаться и травиться, надо во всем разобраться. Я высказал ему мысль, своевременным появлением которой в моей голове горжусь до сих пор. Я сказал ему, что Маруся, скорей всего, никакой дочерью Модеста Анатольевича не является.
– Чем тут гордиться, – крикнула с места Вероника, – я давно уже поняла, что она авантюристка. Даже не знаю, почему я ей не поверила. Как ни смешно – сердце подсказало. Об отце легко было навести справки, выяснить, где и когда он бывал. И прикинуться такой вот тихой наследницей. А папахен мой был не такой уж дурак. Он ее, как говорят, расколол. А ей куда деваться? Возвращаться в Томскую область? К маминой могилке? Вот они полюбовно и договорились.