Мне снова вспоминается список, который я несколько лет назад по чистой случайности обнаружил среди ее бумаг. В нем по порядку шли имена всех мужчин, с которыми у нее была связь, – имена, тщательно записанные в столбик, напротив каждого из которых значилась дата – как я полагаю, тот день, когда она с ними переспала. На третьей строчке значился только номер и дата – и не составляло труда отсчитать девять месяцев от нашего рождения, чтобы именно этот день и получить.
Я не знаю, существует ли этот список и поныне. Тогда в нем было порядка пятидесяти пунктов – много это было или мало, я не стал судить. Полсотни романов за более чем десять лет – на мой взгляд, вполне допустимо, особенно если учесть то, что большинство значившихся в списке мужчин за редчайшим исключением никогда не появлялись в Визибле второй раз. В моих воспоминаниях их лица, как наслаивающиеся на самих себя серые, расплывчатые образы, сливаются одно с другим, легко перенимая очертания друг друга. Они никогда не принимали участия в моей жизни и в конце концов так и остались для меня тем же, чем были для Глэсс: всего лишь безликими номерами на белом листе бумаги. Конечно, были и исключения, как Мартин, чьи зеленые глаза я помню так же, как запах садовой земли, был Кайл и его красивые руки, натягивающие на лук тетиву, – но над всеми исключениями из правил упорно нависает цифра «три», безымянным укором смотревшая на меня из списка.
– А ты бы хотел, чтобы он был? Ну, чтобы у тебя был отец? – Кэт выдернула из расщелины в стене кусочек мха и теперь скатывает его в ладонях в маленький зеленый шарик. – Я имею в виду, разве тебе его не… не хватает?
Она прекрасно знает, что, задавая такие вопросы, играет с огнем, но бывают моменты, когда она показывает себя сущей дрянью. Кэт с точностью до миллиметра может впиться пальцами в те незаживающие раны, при взгляде на которые любой психиатр отвернулся бы в ужасе. Как черные дыры, они поглотят каждого, кто приблизится к ним слишком близко. Но то, что мне кажется черной дырой, для Кэт, как она выражается, не более чем «белые пятна на карте моей души», которые она заполняет с тираническим упорством, как только предоставляется возможность, совершенно не заботясь о том, что при этом заходит слишком далеко.
Как и сейчас.
– Но ты же знаешь, что он живет в Штатах, – продолжает она впиваться в мои больные места.
– Штаты большие, – отвечаю я, не в силах скрыть раздражения. – А то, что он вообще еще живет, всего лишь твое предположение. Так что сделай одолжение и заткнись наконец, хорошо?