Помяни черта, и он тут как тут. Пришла эсэмэс от Вики.
«Вышел?»
«Едем в институт. Спасибо».
«Пожалуйста, мой неугомонный доктор Айболит».
Ну вот, это было очень по-нашему. Я улыбнулся и зачитал Борису ее сообщения.
– Не ожидал тебя, Санек, в этом институте увидеть. Ты же вроде завязал с филологией. В ветеринарный пошел? – поинтересовался Борис.
С нашей последней встречи, то есть с последнего дела, которое Виктория вела совместно с Борисом, мы не виделись почти полгода, и он, конечно, не был в курсе моих последних поисков себя.
– С водкой легче завязать, чем с филологией, – ответил я.
– Вика, значит, тебя понизила в звании, – прикалывался Борис. – Раньше ты ж вроде доктором Ватсоном был. Теперь только доктор Айболит?
– Какой Холмс, такой и Ватсон, – привычно отшутился я.
Мы снова посмеялись, и я почувствовал, что напряжение начало отпускать.
– А сама-то твоя тетка где сейчас? Почему не приехала? – перевел тему следователь.
– По-прежнему на диване.
Я не стал уточнять, что недавно диван переместился несколько южнее в сторону одного морского курорта. Борис лишь демонстративно закатил глаза, но даже не удивился. Слезать лишний раз со своего дивана, который – она добилась этого официально – прописан в трудовом договоре как ее рабочее место, Виктория не любит. Это известно всему Следственному комитету.
– Так ты знаешь потерпевшую? Я ведь даже с материалами дела толком не успел ознакомиться. Дернули меня вчера вечером. Сегодня утром только запросил материалы – ты тут как тут в отделение прибыл. По гроб жизни буду благодарен твоей тетке за то, что втянула в расследование такого висяка. Да еще и с генеральской семьей…
Борис ворчал и сурово хмурился, но я хорошо знал его, и по его светящимся глазам было понятно, что он рад этой неожиданной возможности увидеться с Викой.
Это была долгая вялотекущая история. Все знали, что Борис влюблен в мою тетку, что он несчастен, что он многое прощает ей, покрывает и терпит. Вика этим пользовалась, иногда даже наглела. Дружили они неправильной, несимметричной дружбой, которую и дружбой-то назвать язык не поворачивался. Однако почему-то Борис так и не решился ни признаться, ни сделать предложение, ни преследовать, ни умолять. Ничего. О чем он думал – сложно сказать. Возможно, о том, что она ему не ровня, что слишком красива, слишком независима, слишком умна, что она не любит его.
Последнее было правдой, она не любила, но почему он не решался хотя бы попробовать? Шли месяцы, годы, и в итоге Борис женился на одной из своих секретарш. Сейчас его молодая жена ждала первенца. Фото приятной на лицо шатенки с длинными, гладко зачесанными в косу волосами торчало из кармана шторки над водительским местом. Округлившийся животик молодой женщины говорил сам за себя.