– Почтовый ящик Каролины последний раз был почищен год назад. И за все это время они с Фроловой не написали друг другу ни строчки. Хотя нет, на день рождения Каролины – это приблизительно полгода назад – Фролова прислала ей открытку. Каролина поблагодарила, спросив, как у той дела, на что Фролова ответила довольно сухо, что дела хорошо и, поблагодарив Каролину, закончила разговор. Все – больше ничего. И тут вдруг такая страстная, я бы сказала, переписка после долгого молчания. И сразу с места в карьер – «финт ушами», «мне снова интересно жить», и на вопрос, что случилось, – ответ: «Ба! А я думала, что все знают. Лина, я не так знаменита, как думала. Вы меня расстроили». Грубый ответ, который значит: не скажу. Даже «бе-бе-бе! Не скажу!».
– Значит, Каролина инициировала этот разговор не для того, чтобы поздравить Фролову, а скорее для того, чтобы прощупать почву? – спросил Борис.
– Ученая дама на правила игры моментально согласилась – и сообщила Каролине часть информации, – добавил я.
– Точно, сообщила об изменениях…
– Мы знаем, что эти изменения связаны с тем, что Фролова возглавила кафедру в университете, – вставил слово Борис.
– Может быть. А может быть, и не это. Раньше она тоже возлавляла кафедру, – задумчиво проговорила Виктория. – Все зависит от того, какого рода отношения связывали двух этих дам в прошлом.
– Они собирались продолжить этот разговор, – предположил я.
– Но писем больше нет, – возразил Борис.
– Что им мешало созвониться? – пожала плечами Вика.
– Кстати, ты права, Вика, – сказал вдруг Борис, сверяясь с информацией на своем планшете. – В день накануне исчезновения Каролине звонил муж Фроловой.
Борису не составило труда немедленно выяснить, что в собственности семьи Фроловых значится машина «Форд Фокус» темно-синего цвета той же модели, что и сожженная за городом машина.
– Ну что я вам говорила! – Виктория триумфально потянулась. – Цвет машины на камере, я полагаю, темно-синий?
– Сложно сказать, изображение черно-белое, но какой-то темный, это точно, – подтвердил Борис.
– Я же говорю, бери ордер на обыск, – нежно улыбнулась тетка.
Стояла уже глубокая ночь: и у нас, и в Дубае, с той лишь разницей, что я сидел в кресле, закутавшись в клетчатый английский плед, не хватало только камина, а наш Шерлок Холмс восседала на открытой зеленой лужайке в окружении расшитых и украшенных кистями подушек, променяв положенную Холмсу трубку на высоченный запотевший кальян.