Заскребло в горле, и Демьян снова сглотнул. Поманил барона к себе.
— Найди мою одежду. Пусть все ищут. Там… в кармане… мешочек с иглами. Найди и принеси мне. Если буду без сознания, вколешь мне в левую руку. И каждый день до полудня надо вкалывать, сколько бы я не спал. Сделай.
Он опять впал в дрему, периодически всхрапывая и вскидываясь, как больное животное. Сквозь болезненный туман, просыпаясь, он видел, как бродят по полю берманы в облике медведей, принюхиваются, топчутся у той скалы, где он дрался. Там все было перепахано боем, залито кровью и завалено трупами инсектоидов и защитников.
Наконец, его взяли за руку, сжали — и в кожу вошла раскаленная игла. Он завыл, выгибаясь — обжигающая судорога прокатилась по телу и отступила, оставив его тяжело дышащим и мокрым.
— Ты уверен, что это нужно, мой король? — с сомнением поинтересовался Ровент, отступив. — Не добьет это тебя? А то за тобой и меня казнят, и за дело.
— Ты много говоришь, — прорычал Демьян. Помотал головой, оглядываясь: вокруг суетились врачи и военные, оказывая помощь раненым, рядом стоял адъютант. — Ненсан, жду доклада по итогам битвы. И проследи, чтобы Ровента пускали ко мне. Ровент, свободен.
Барон и мятежник неодобрительно поклонился.
— Я благодарен тебе, — сказал Бермонт, глядя ему в глаза. — Позаботься, чтобы те, кто выжил из нашего отряда, получили нужную помощь.
Лицо Ольрена Ровента чуть разгладилось, он поклонился вновь — и пошел прочь. Над королем снова склонились виталисты, но он мотнул головой.
— Сначала я выслушаю командующих.
— При всем почтении, ваше величество, — заметил пожилой маг жизни, в круглых очочках, с острой седой бородкой, — если мы не завершим выжигание яда, то восстанавливаться вы будете очень долго. Чудо, что вас еще не парализовало.
— Меня не парализует, — сказал он и поморщился от привычного чувства вины. — Введите мне тонизирующее, и пусть кто-нибудь отправится на охоту. Мне нужна свежая кровь и около двух часов на совещание. И дальше я буду в вашем распоряжении.
Через полчаса в палатке госпиталя, который организовали прямо здесь, на склоне, состоялся короткий военный совет. Демьян, бледный, полулежал на койке с иглой в вене, мерно капала капельница, а командиры докладывали об итогах битвы.
Враг, измотанный морозами и чудовищными условиями, дрался ожесточенно, но быстро сдался. Этому способствовало и то, что иномирян застали врасплох, и то, что удалось провести много техники и оборудовать защищенные позиции для орудий. Первыми залпами выбили несколько десятков огромных тха-охонгов и продолжали уничтожать их — основную ударную силу врага. Раньяры, плохо ориентирующиеся в сумерках, начали беспорядочно метаться, подставляясь под выстрелы минометов и установок. Отряды бермонтцев, вооруженные огнеметами, окружив врага, вызвали панику и давку среди охонгов. И все равно бой продолжался почти восемь часов, а отдельные окопавшиеся группы иномирян сопротивлялись до сих пор.