Черные тени, рвущие плоть когти и клыки. Оборотни сражались в человеческом обличии, и сражались недолго. Чтобы перекинуться не хватило времени, мечи же недостаточно хорошее оружие против такого зверя как смолг. Стрелы подошли бы лучше, но увы, их не было.
Эрик не надеялся выжить. Смешно сказать, он даже почувствовал что-то вроде единения с рысями и лисами. Сражались не за жизнь, целью было забрать за грань как можно больше тварей.
Исполосованная грудь и рана в животе свалили на колени. Казалось, смолг хочет когтями достать его внутренности. Оскаленная пасть склонялась все ближе к лицу волка, к стоящему на коленях поверженному врагу. Смолг не торопился. Эти звери умели наслаждаться триумфом. На клыках пенилась слюна. Пока еще капала на землю, скоро упадет на грудь Эрику.
У отряда не было надежды на спасение. Смолгов слишком много, помощи ждать неоткуда. И Эрик не надеялся спастись, он так или иначе умрет от ран. Так какая разница, попадет яд смолгов в кровь или нет? Разницы не было. Просто кортик в сапоге так просился в горло твари, что Эрик не смог отказать. Из последних сил, перед тем как свалиться в грязь, всадил острие до рукоятки смолгу в глотку.
Лежал на спине и смотрел в черное небо. Или это не небо черное, а перед глазами черно? Эрик потерял счет времени. Не подохнет сам, добьют смолги. Сомнений в том, кто остался стоять после схватки, не имелось.
А вот и он. Победитель.
Волк почти ничего не видел, все та же муть перед глазами, хотя уже светало.
Вонь, смердящее дыхание. Над Эриком склонился… Кто-то. Не смолг. Слишком явно черты зверя переплелись с человеческими.
— Время беров кончилось. Мы придем.
Последнего, смертельного удара не последовало. Первые лучи солнца и пение птиц. Кровь, ошметки тел, трупы на тракте. И один выживший. С посланием.
Эрик пришел в себя под утро, комната погружена в темноту и глухую, вязкую тишину. Широко открыл глаза, пока еще не понимая, где он и что с ним. Резко дернулся, пытаясь сесть, но в голове загудело и черноту раскрасили сотни ярких искр. Все тело ныло, тяжелое и неподвижное, словно чужое. Новый вдох больше похож на хрип или рык зверя. От полной беспомощности, осознания своей слабости.
Вместо ужасающей морды человекоподобного смолга, что все время преследовала в этой бесконечной темноте, перед глазами вдруг оказалось бледное лицо Марьи. Ее черные глаза, любимые глаза. Это уже не сон и не бред умирающего. Эрик чувствовал кожей ее дыхание, его окутывал ее запах.
Волчица не плакала, не рассыпалась в извинениях и заверениях в вечной преданности. Появление Эрика вернуло ее из-за грани безумия, и Марья не собиралась возвращаться к привычкам из прошлой жизни. Ее начинало тошнить от пустых слов, от лжи и притворства, от хитроумных пошаговых планов, в которых все средства хороши. Те цели, школа ее отца, их методы — все это вызывало отвращение. От воспоминаний о так называемом доме хотелось удавиться.