В обед к стаду приходили бабы и доили своих коров. Одна из них приносила краюху хлеба и отливала пастуху молока в кружку. Это и был его обед. От постоянного нахождения на свежем воздухе, у него разыгрывался зверский аппетит, так что парень чувствовал себя постоянно голодным. В тот день его кормила Машка — довольно рослая для деревенских девица с лицом густо усеянным конопушками, приходившаяся старосте племянницей. Вообще в деревне все были немного родственниками. Кто не брат — тот сват, кто не сват — тот кум. Быстро подоив свою буренку, она выделила долю Митьке и, устроившись рядом, беззастенчиво разглядывала, как он ест.
— Чего уставилась? — буркнул он, едва не подавившись.
— Хочу и смотрю, — заявила в ответ девушка.
— Хочешь и просто смотришь? — схохмил он в ответ, припомнив анекдот.
— Может, и хочу, да не с тобой, — ничуть не смутилась от двусмысленности Машка.
— А чего так, рылом не вышел? — поинтересовался Дмитрий не без досады в голосе.
— Да лицом-то вроде и ничего, — задумчиво протянула деревенская красотка, — руки только вот не оттуда растут. Видать, и остальным ничего не умеешь.
— А ты попробуй.
— Было бы чего пробовать, — фыркнула девушка. Затем, отсмеявшись, спросила: — в городе-то, чем занимался?
— Охранником был, ну и так, по шабашкам.
— Это чего такое?
— Ну, как тебе объяснить, где проводку починить, где розетку поменять. Антенны еще устанавливал.
— Хорошо зарабатывал?
— На жизнь хватало.
— Не женат?
— Да нет, покуда.
— Вот и я говорю — негодный.
Кровь бросилась парню в лицо и он, разозлившись, отвернулся.
— На себя посмотри, рябая как картошка!
Ну и что, зато все при мне, и не дура, не то, что некоторые, — не осталась в долгу девушка и, подхватив кувшин с молоком, зашагала домой, качая бедрами. Затем обернулась и уничтожила: — Так вроде и не глупый, а дурак дураком!
Дмитрий не хотел смотреть ей вслед, но глаза против его воли то и дело возвращались к гибкой фигурке в сарафане. И потом еще долго перед глазами вставали волнующие извивы девичьего тела, а конопушки на лице казались даже милыми. Впрочем, история на этом не закончилась. Когда он, отогнав стадо в деревню и повечеряв в очередном доме, возвращался домой, то есть к сеновалу, в котором обычно ночевал, дорогу ему преградили трое парней.
— Слышь, убогий, — обратился к нему крайний — коренастый крепыш с густой шевелюрой пшеничного цвета, — ты, говорят, к нашим девкам подкатывать начал?
— И что? — вопросом на вопрос ответил пастух и сдвинулся в сторону, не давая обойти себя со спины.
— А ничего, — осклабился второй, худой как жердь, с длинным чубом непонятного цвета, — сейчас узнаешь, чего!