— Граф, вас ждут! — выглянул из кабинета цесаревича адъютант.
Блудов тут же поднялся со своего кресла, и, оставив на спинке его пальто и цилиндр, суетливо посеменил в сторону двери. Но к несчастью, затекшие от долгого сидения ноги подвели своего хозяина и после несколько шагов подкосились. Вадим Дмитриевич попытался все же удержать равновесие, но не смог и, к своему стыду, позорно растянулся на ковре, покрывавшем пол в приемной.
На счастье, недавно зашедший сюда нижний чин, тут же пришел на помощь к оказавшемуся в неудобном положении чиновнику и, подхватив за талию, легко поставил на место и принялся отряхивать, приговаривая при этом:
— Что же вы, папаша, так неловко!
— Благодарю, голубчик, — жалобно пролепетал Вадим Дмитриевич и с ужасом увидел, что из кабинета на шум выглянул сам цесаревич.
— Что тут у вас? — пробасил Александр Александрович, услышав из их разговора только "папашу" и "голубчика".
— Оказываю помощь штатским, ваше императорское высочество! — тут же доложил унтер и стал усердно есть глазами начальство.
— Тогда заходите!
— Прошу простить меня, ваше императорское высочество за мой вид, — принялся расшаркиваться чиновник, не имевший возможности сменить свой дорожный фрак на вицмундир. — Только исключительные обстоятельства, вынудили меня обратиться к вашему высокому покровительству!
— Я знаком с вашим делом, — хмыкнул в ответ цесаревич. — Более того, именно мне государь повелел вынести по нему окончательное суждение.
— Уповаю на вашу справедливость и милосердие…
— Граф, оставьте этот высокий штиль для официальных приемов и отвечайте мне по совести, знаком ли вам этот молодой человек?
Блудов машинально повернул голову в ту сторону, куда показал великий князь и ошарашено понял, что его спрашивают про унтера.
— Нет, ваше императорское высочество!
— А ты, братец, встречал ли прежде этого господина?
— Вживую — нет! — Пожал плечами Будищев, начавший кое-что понимать.
— Как это? — выгнул бровь наследник престола.
— Портрет фотографический видал, ваше императорское высочество! Там этот господин, правда, помоложе был, да и одежда другая, но лицо — точно его.
— Занятно, и где же ты видел сей дагерротип?
— В доме, где мы с маменькой прежде жили, — в голосе Дмитрия прорезалась грусть. — Помню, она глянет на него, вздохнет украдкой, да и спрячет в сундучок.
— И кто же, по-твоему, там был изображен?
— Не могу знать, ваше императорское высочество!
— И маменька ничего не говорила?
— Никак нет!
— Что все это значит? — очнулся, наконец, граф, которому все происходящее показалось кошмарным сном.