— Вероятно, мы завтра поедем вместе, потому что оба направляемся в Плесси?
Этот простой вопрос мгновенно изменил все планы Фьоры, которая и без того не очень хорошо представляла себе, что собирается предпринимать в самое ближайшее время.
— Нет, монсеньор, весьма жаль, но мне хотелось бы поехать в Брюгге. Но… если ваше высочество согласится взять с собой до Рабодьера госпожу Леонарду, я буду вам несказанно благодарна. Она неважно чувствует себя, и новое путешествие ей будет просто не по силам.
— С удовольствием, но разумно ли будет с вашей стороны пуститься в такое трудное путешествие?
— Мой слуга будет мне вместо телохранителя, да и само путешествие не столь уж опасное, — возразила Фьора.
Гораздо труднее было договориться обо всем с Леонардой.
Пожилая дама метала громы и молнии, упрашивала Фьору отказаться от этой бессмысленной затеи, но она слишком хорошо знала молодую женщину и понимала, что ничто не в состоянии заставить ту изменить принятое решение.
— Теперь вы довольны, хотя и злитесь, ведь так? — спросила она.
— Совершенно верно! К Филиппу уже давно вернулась память, и он знает, что я существую на свете, и ему придется без промедления выбирать между мною и герцогиней!
— Никогда нельзя ставить мужчине ультиматум, особенно такого свойства, — сказала мудрая Леонарда. — Вы должны и так жалеть, что поступили необдуманно в прошлый раз!
— Да, но тогда я еще верила в его любовь!
— А вспомните, что вы сами мне рассказывали? Что он говорил тогда в бреду?
Фьора печально улыбнулась, но улыбка быстро уступила место выражению гнева:
— Кажется, что воспоминания обо мне годятся только для того, чтобы оживлять его кошмары! Только теперь у меня есть маленькая дочь, с которой мне пришлось расстаться! И я требую, чтобы моя жертва не была напрасной! Уже давно настало время все выяснить с Филиппом окончательно.
— Так уж и окончательно? — попыталась остудить ее пыл Леонарда. — Лучше скажите ему, что у вас есть сын! Я буду очень удивлена, если эта новость не изменит его взгляд на вещи.
Но если предположить самое плохое: что вы будете делать в том случае, если супруг вас не примет?
Фьора ответила не сразу. Вопрос был довольно жесток и поставлен ребром. Фьора почувствовала такую боль, что поняла, она никогда не сможет изгнать образ Филиппа из своего сердца.
Но в этот момент она скорее согласилась бы умереть, чем это признать. С неожиданной решимостью она выпалила:
— Тогда меня ничто больше здесь не удерживает! Я возьму с собой обоих своих детей, и мы уедем во Флоренцию! По крайней мере, там вокруг будут люди, которые меня любят!