Теа побледнела и даже как бы осунулась. Глаза распахнуты, и в них плещется безумие, рот приоткрыт, словно она готовится закричать.
«Будь проклят умник, придумавший всю эту жуть!» – Август был уже не рад, что притащил сюда Теа. Раньше здесь было значительно тише и не так страшно. То ли за прошедшие годы древнее колдовство перебродило и испортилось, то ли так оно реагирует на Теа. А женщина между тем отступила к стене, прижалась к ней спиной, и Август шагнул к ней, чтобы ободрить, а если понадобится, и защитить, но…
– Они нас выгоняют, – неожиданно сказала Теа. – Вот же поганцы!
– Я не уйду! – крикнула во всю силу, так что эхо пошло гулять по пустым гулким залам. В ее голосе, однако, не было гнева или страха, одно лишь раздражение. Негодование, досада, где-то так.
– С кем вы говорите? – нахмурился Август, переставший понимать, что происходит с женщиной, резкая смена настроения которой пугала его гораздо больше, чем все эти показные ужасы.
– Помолчите, Август! – нетерпеливо отмахнулась от него Теа, словно бы прислушиваясь к одной ей слышимым голосам.
– Нет, – сказала через мгновение. – И снова нет!
– Совсем отбились от рук, – объяснила Августу, коротко взглянув ему в глаза, но он ее все равно не понял. Кто отбился от рук? И чьи это руки?
– Кто? – спросил он. – О ком вы говорите?
– Ах, оставьте, Август! – досадливо поморщившись, бросила Теа. – Они говорят, что вы о них знаете. Ну не лично об этих…
– Что? – возмутилась она, словно отвечая на чью-то реплику, которую Август благополучно пропустил. – Нет, милые мои! Совсем не так! Я вам отчетом не обязана. Это вы без меня с ума тут все посходили, а не я без вас!
Август больше не переспрашивал: он начал догадываться о том, что здесь происходит, но сам себе не верил. Этого попросту не могло быть, потому что не могло быть никогда.
Теа говорит с серванами[29] и пилози[30]? Быть этого не может! Ведь они ей не присягали!
– Я сейчас повернусь и уйду! – объявила Теа, обращаясь к кому-то, кого Август по-прежнему не видел и не слышал. – Уйду и больше не вернусь, так и знайте. Тогда хоть на головах стойте и ими же об стенки бейтесь!
Постояла, прислушиваясь, покачала головой.
– Нет, так не пойдет, – погрозила кому-то пальцем. – Я – или я, или не я. И я вам ничего доказывать не намерена. Вот и решайте: да или нет? Мне уйти?.. Так-то лучше! – сказала она через минуту. – Прекратите безобразие и помогите мне вспомнить дом. Я тут все порядком подзабыла. Сто лет, знаете ли, большой срок – целый век.
И вдруг все прекратилось: исчезли тяжесть и холод, стало светлее, ушло из сердца чувство безнадежности.