Теперь они называли друг друга ласкательно, по имени.
— Что это за отчет ты составил, Мириш? Опять хочешь меня подвести?
— Что ты говоришь, Гулуш? Так неудобно говорить. Ведь мы с тобой хлеб-соль делили, друг за друга выпивали. Мы же друзья по дому. Этот отчет… просто ошибка…
Не проходило недели, чтобы такие диалоги не повторялись. Но все имеет свой конец…
Гылыглы как-то пошел в министерство розовый, веселый и вернулся оттуда весьма побледневшим и тотчас вызвал к себе управделами. Бросив на стол бумагу — документ, он стал говорить с Мильмильзаде тем же языком и тоном, как в первый день их встречи:
— Что это вы за отчет составили, товарищ управделами?
Мильмильзаде почувствовал неладное. Мельком взглянув на документ, который был ему хорошо знаком, с серьезным видом ответил:
— Этот отчет для министерства, товарищ начальник.
— А почему здесь нет моей подписи?
— Потому, что в тот день вы не вышли на работу, кажется были больны.
— Ну так дали бы этот отчет на подпись моему заместителю.
— А он был в командировке.
— Прислали бы домой. Я бы посмотрел и подписал.
— Не хотел вас беспокоить. Сердце не позволило. А из министерства срочно требовали… Тогда я сам подписал отчет. Чтобы министерство не упрекало нас за задержку.
Лицо начальника посерело.
— Ах вот как! Ты настолько болеешь за дело, что решился действовать за моей спиной?!
— А что здесь такого, товарищ Гылыглы? — невинно спросил Мильмильзаде, несколько успокоившись.
— Что здесь такого? Здесь подделка! Обман государства. Ты мне ткнул нож в спину!
В одно мгновение голова Мильмильзаде словно уменьшилась. Его арбузообразное тело стало похоже на огурец. Выпирающий вперед живот прижался к спине, выпуклые глаза ввалились куда-то вглубь.
— Что ты говоришь, Гулуш?
Он хотел было заговорить по-прежнему, как брат с братом: «Разве можно так? Что за слова «подделка», «предательство», «преступление»? Слушай, душа моя, я просто ошибся. Хорошо… Убей меня, я прощаю тебе свою кровь», — но произнести свои излюбленные слова не решился.
Гылыглы зажег папироску.
— С того дня, как твоя рука дотянулась до хлеба, ты, наверное, еще ни одного грамма честного хлеба не съел.
Мильмильзаде возмутился:
— Стыдно, Гулуш! Такие слова нам не подобает произносить. Мы с тобою вместе съели тонну честного хлеба.
Губы Гылыглы задрожали.
— Этот хлеб, что мы с тобой ели, лучше бы превратился в отраву. Этим хлебом ты каждый день меня упрекаешь. Я не знаю, как ты влез в мое доверие. Тьфу, подлец!
Взволнованный Гылыглы сунул горящий конец папиросы в рот и, тут же вынув его, выбросил с досадой. Затем схватил папаху, портфель и покинул свой кабинет. В течение двух лет благодаря хлебосольному Мильмильзаде тощее тело начальника округлилось, стало упругим и казалось, что он стал короче. И даже походка изменилась. Прежний Гылыглы стал неузнаваемым.