— Это всё?
— Да. За исключением одного. На шее висела серебренная цепочка с подвеской.
— Серебренная? — переспросил я. — Я думал, что оборотни не могут прикасаться к серебру.
— Говорят, они не в состоянии исцелять раны, нанесённые серебром, — подал слово Янош, что сильно меня удивило.
— Люди вообще не могут ничего исцелять и всё же носят железо и сталь, — снова отозвалась Зокора.
— Насколько вы были трезвы? — захотел узнать Ригвард. — Вчера вечером вы довольно прилично выпили.
Варош покачал головой.
— Нет, это не вино, заставившее увидеть меня то, чего не было.
— Хорошо, — Закора встала. — Либо мы пойдём сейчас туда и проверим, либо я собираюсь уединится с моим любовником. Мне незачем глупо здесь рассиживаться.
— Ну хорошо. Давайте поохотимся на тварь, — сказал Янош.
Я обратился к Зокоре.
— Я думал, эльфы живут вечно. Где же ваше терпение?
— Дело тут не столько в терпении, сколько в смысле предприятия.
— Вы всё ещё сомневаетесь, что там оборотень?
— Да. Я верю этому мужчине. Но оборотней не существует, — она остановилась. — Что, однако, существует, так это проклятие.
Я посмотрел на неё.
— Вы имеете ввиду магию?
Она покачала головой.
— Нет. Проклятье — это кое-что другое. Кое-что похуже, — в её глазах появилось странное выражение. — Я устала от этого разговора.
24. Искоренитель душ
Варош был прав. В кузнице было убийственно холодно, но светло, настолько светло, что мне показалось, будто я вышел на солнце. Всё в кузнице было покрыто слоем сверкающего снега.
Солнце как раз заглядывало в щель для вентиляции на крыше и освещало всю мастерскую, словно ледяной дворец; белый снег отражал свет во все уголки. В последние два дня я забыл, каким ярким бывает свет. На снегу виднелись следы, ведущие через кузницу к двери склада. С тех пор, как мы приходили сюда вчера с хозяином постоялого двора, здесь добавилось с десяток новых, но не было видно ничего подозрительного. Отпечатки одного следа отделялись от широкой дорожки и вели через всю кузницу, останавливаясь то здесь, то там, в тех местах, где просыпался интерес. Значит до этих пор Варош поведал нам правду.
Как и у любой двери на постоялом дворе, у этой тоже был тяжёлый засов. Одна сторона железной задвижки была зафиксирована болтом, обычно её прикрепляли в вертикальном положение к раме.
Её просто нужно было повернуть, и она вставала на место в держатели на двери. Так это было здесь. Я изучил засов. Возможно, он весил около тридцати фунтов. Я посмотрел на остальных. Что ж, эту дверь так просто не откроет даже оборотень.
Скорее всего, он был уже в конюшне и лакомился животными. Защиты железного засова кому-то, очевидно, было недостаточно, он нацарапал в потемневшее от старости дерево двери знак троицы. Пучок волчьего аконита был прибит к верхней части косяка, а связка из чеснока натянута поперёк двери. Чеснок?