От услышанного у меня потемнело в глазах и мне вдруг показалось, будто вся боль, на которую я только была способна, вылилась из моей души наружу, отчего сейчас я начала в ней захлебываться. Задыхаясь от разорвавшейся внутри меня болевой гранаты, я пнула Эмметта в грудь трясущимися руками, после чего он тоже замахнулся на меня, но я увернулась. В этот момент я влепила ему мощную пощечину и на сей раз точно бы попала под его широкую руку, которая летела в направлении моей правой скулы, но какой-то мужчина, вышедший вслед за нами из бара и всё это время медленно приближающийся к нам, внезапно остановил бросок Эммета. Неизвестный был намного выше Эмметта, поэтому без труда всего лишь одной рукой сковал его взмах. Этот человек наверняка слышал каждое наше слово, разносившееся по ночной тишине пустого квартала, но из-за кромешной тьмы, усугубленной потемнением в моих глазах и сосредоточенности на обидчике моей сестры, я не смогла сразу рассмотреть его лица. Эмметт же округлившимися глазами посмотрел на незнакомца, в то время как мне было совершенно наплевать на личность помощника. Воспользовавшись случаем, я врезала очередную пощечину застывшему передо мной подонку, заставив его перевести свой ошарашенный взгляд обратно на меня. После я влепила ему еще одну пощечину и еще одну, и еще одну… Я била его до тех пор, пока не услышала собственные всхлипы.
— Ты… Ты ничего не знаешь… Ты… Ничего не знаешь, — уже колотя Эммета в грудь, кричала я сквозь слёзы, пока кто-то держал его для меня. Отстранившись, я резко отвернулась, буквально задыхаясь в своих слезах. Кажется, у меня было что-то наподобие приступа паники или даже истерики.
— Отпускать этого придурка? — послышался мужской голос, но в ответ ему я смогла лишь положительно закивать головой, прикусив посолоновевшую от слёз нижнюю губу, после чего боковым зрением заметила, как мужчина скрутил Эмметту руки и оттолкнул его в противоположную от меня сторону.
Я обхватила себя руками, корчась от поглотившей меня боли. Мне казалось, что я задыхаюсь. Казалось, будто сейчас меня разорвет изнутри. Словно еще мгновение — и я сойду с ума. Моя душа внезапно перенеслась в тот день, когда Мартина не стало, и мне безумно захотелось кричать, но боль душила моё горло, заставляя захлебываться судорожным дыханием. Почему он умер?! Почему этот маленький мальчик умер, оборвав в моем сознании ключевое понятие счастья?! Кажется, мне впервые в жизни нужна была помощь психиатра.
— Глория, прости, — послышался за моей спиной приглушенный голос Эмметта.