– Насколько не здесь?
– Очень сильно не здесь. – Дорал нетерпеливо поправил лямки на плече. – Переходов пятьсот к юго-западу. Пойдемте.
– Пойдемте, – согласился некромант и потянул носом, – жрать уже очень хочется.
* * *
– И мы знаем, кто будет сильнее других противиться тому, чтобы мы шли по своему Пути и выполняли назначение, – почти кричит брамай, и ворчание сотен глоток вторит ему.
На расчищенной земле в половине перехода от деревни дымят длинные костры с ветками котошовника. Над кострами крутится мясо на вертелах – кое-как нарубленные части козьих, овечьих и маленьких лошадиных туш. Орки смотрят на своего брамая, и лица их, покрытые цветными полосами, очень серьезны.
– Маги! – восклицает брамай.
– О-о-о! – негодующе вторят орки.
– Эти гнусные порождения Божинины были созданы ею нарочно для того, чтобы расслаблять и замутнять наш разум. Называя себя опекаторами и защитниками всего сущего, они вмешиваются в дела Воплотительниц как никто другой. Носители омерзительных способностей, природа которых лежит вне нашего понимания, они обладают невероятными возможностями для вредительства. К счастью, среди орков почти не встречаются эти порождения Божинины, и силы их ничтожны благодаря заботе Воплотительниц. Но маги есть среди эльфов и людей. И от них мы должны очищать нашу землю с особым тщанием и рвением!
Кошачье ворчание сотен глоток вторит брамаю. Орки согласны, что маги – опаснее прочих, кто пытается чинить им препятствия на Пути Серой Кости.
* * *
– По-моему, они пережарили мясо. – С этими словами Шадек вывалился из лесочка в виду деревни. – Как ты относишься к пережаренному мясу, Гасталла?
– Утром я относился к нему плохо. – Некромант в два размашистых шага догнал Шадека. – Но тогда я хотел есть. А сей вздох я хочу жрать и согласен на мясо в любом виде. Надо было сделать привал, а не гнать зверей, как ошпаренных.
Бивилка не столько принюхивалась, сколько приглядывалась и прислушивалась, поэтому она насторожилась первой.
– Стойте.
Тон ее был таким, что все три мага замерли на полушаге. Магичка смотрела на дым, поднимающийся над высоким, чтоб лесному зверью не перебраться, сосновым забором.
– Тихо очень, – глухо сказала она.
До забора уже можно было добросить камень, но из деревни не доносилось ни звука. Не скрипел ворот колодца, не лаяли собаки, не хлопали двери. Не было слышно голосов людей и мычания-блеяния скота, ничего не стучало и не гремело. Только ветер играл сосновыми лапами в оставшемся позади лесочке.
– И печи не топлены.
Рваный темный дымок, уже почти рассеянный ветром. Он поднимается над одной точкой, где-то в глубине деревни. И больше ничего не говорит о том, что рядом есть живые существа.