Сева тогда затаил жуткую обиду, потому что работы его было хороши, во всяком случае, не так плохи, чтобы небрежно сунуть их обратно в конверт и ограничиться нотацией. Некоторые снимки хвалил даже Илья Владимирович, один из тех мастеров, у которых действительно стоило поучиться даже такому самородку, как Грищенко. Правда, учил он их, если честно признаться, кое-как, спустя рукава, но Сева сумел кое-что от него перенять. Вот только составить ему протекцию старый фотограф не захотел, пренебрегая мудрой мыслью о том, что талантам надо помогать, бездарности пробьются сами. Он ответил другой цитатой, от которой шестнадцатилетний Севка покраснел, тут же разозлившись на себя за эту неуместную стыдливость: «Талант — как страсть. Трудно скрыть, еще труднее симулировать».
— Кажется, это сказал Довлатов, — задумчиво произнес Илья Владимирович. — Ну да, Довлатов. Человек, которому никто никогда не помогал, только гнали и гноили. А он все равно стал большим писателем. Иди, Сева, работай. Расцветет твой талант — не спрячешь, все увидят.
Так Сева остался поднимать свой талант в одиночестве.
Но сейчас-то он был уже не мальчик и знал, что работы его — на крепком профессиональном уровне. Знал и то, что для успеха таланта мало, даже если он заметен всем. Публика — бараны, они ничего не понимают и почитают красивым то, что им преподносится как красивое. А чтобы попасть в обойму красивого, модного, крутого и востребованного, нужен либо блат, либо невероятная удача. И опять же техника, аппаратура, деньги… До сих пор он предпочитал пахать — снимать, искать новые формы, вместо того чтобы околачиваться по редакциям и ловить удачу за хвост. Но сейчас она казалась совсем близкой и достижимой.
Того человека, который советовал ему когда-то учиться, учиться и учиться, в редакции уже не было — в таких местах народ вообще сменяется быстро. Должность с громким названием «бильдредактор» (по-простому говоря, ответственный за иллюстрации и оформление) занимал человек по имени Алексей Мозров. Ничего о нем Сева не знал, фамилию его нашел в выходных данных и был готов к самому худшему, одним словом — к бою. Тем более что разговор предстоял, прямо скажем, нестандартный.
Ему пришлось долго ждать, сидя перед заваленным бумагами и фотографиями столом, пока господин бильдредактор изволит добраться до своего рабочего места. Судя по неуверенным ответам сотрудников, Мозров уже пришел, но потерялся где-то в пампасах чужих кабинетов.
Из закутка, отгороженного стеклянными стенами, Сева Грищенко наблюдал жизнь редакции крупного иллюстрированного журнала. Она казалась враждебной и притягательной; его раздражали слишком громкие и бесцеремонные голоса, слишком развязные девицы, слишком вальяжные мужики. Мимо несколько раз прошел известный на всю страну журналист, одетый, несмотря на зиму, в футболку с олимпийским Мишкой на груди. Толстому кумиру публики и в таком пляжном наряде было жарко, и он обмахивался бумагами, которые держал в руках.