Пока они ехали, плутая по темным переулкам, пока парковались — далеко от подъезда, потому что все было забито, пока шли по морозу и поднимались в скрипящем лифте, успели протрезветь и замерзнуть. Сева включил свет в квартире и устыдился голых стен своей единственной комнаты, обшарпанной бабушкиной мебели, бардака и разгрома.
— Я тут живу временно, — пробормотал он, хотя она ни о чем не спрашивала.
Вера в своих ажурных колготках и ярком макияже казалась экзотической бабочкой, нечаянно залетевшей в зимнюю Москву. Но ее ничуть не смущала убогая обстановка. Она вынула из кармана шубки плоский пузыречек какого-то хорошего виски и подмигнула ему черно-голубым глазом:
— Согреемся? Где у тебя посуда?
Он не успел и рта раскрыть, как она исчезла на кухне и снова появилась с двумя полными рюмками. Подошла к нему вплотную и подтолкнула к дивану. Сева почти упал на продавленные подушки, успев подумать, как удивительно просто и быстро все происходит. Вера уже наклонилась над ним, обволакивая жарким ароматом духов, сунула ему в руку рюмку: пей!
Он сделал глоток и обнял ее.
— Пей до дна, — приказала она.
Он выпил и прижался лицом к ее душистой груди. Свет в комнате стал янтарным, а девушка все-таки была блондинкой, она всосала его в себя, и он исчез, растворился в ее теле без остатка, успев подумать, что это неправильно, ведь природой задумано как-то по-другому…
Мир рухнул в тот момент, когда казалось, что она выстроила его безупречно, идеально, без единой бреши и просчета.
То был первый экзамен, на который она ехала с дачи и опоздала, не рассчитав время. У двери уже стояла толпа народа, пришлось занимать очередь, и это раздосадовало Ирочку, которая, как все отличники, обычно шла отвечать в первых рядах.
Стоять со всеми и обсуждать самые трудные и самые плохо выученные темы ей не хотелось. Она отошла к окну и раскрыла книжку — не учебник, а роман Мэри Хиггинс Кларк в оригинале, который подсунул ей Макс, велев к весне подтянуть английский. Не иначе у них планируется поездка в какую-то англоязычную страну, сразу догадалась Ира, но допытываться, зная любовь Макса к сюрпризам, не стала.
Кто-то взял ее сзади за плечи, и от этого дружеского жеста ее словно молнией ударило. Эти руки, руки Вали Красильникова, она бы узнала не то что не глядя, а даже во сне.
— Смотри, — сказал Валька, одной рукой обнимая ее, а другой подсовывая ей под нос какую-то фотографию.
Ира для порядка дернула плечиком — мол, отстань, — и вгляделась в снимок. Она не сразу поняла, что там изображено, потом не сразу узнала, но в конце концов густая краска залила ее лицо, так что слезы выступили на глазах. Она в гневе оглянулась на Валю, но он смеялся, кретин, не над ней, а просто смеялся от хорошего настроения. Ни капли смущения не было на его простодушной наглой физиономии. Ему нравилась эта мерзость, и он предлагал ей вместе с ним полюбоваться мастерством фотографа и повеселиться над пикантной историей, которая случилась сто лет назад и оставила не тошнотворный осадок, не желание повеситься от стыда, а лишь приятные воспоминания.