Мы изучали подготовку к сходу корабля с орбиты, повторяющую действия в период после выведения, но в обратном порядке, и позволяющую превратить орбитальный корабль в аппарат, способный вернуться в плотные слои атмосферы Земли и приземлиться, в космический самолет. Учились выпускать антенну и робот-манипулятор, закрывать створки отсека полезной нагрузки, настраивать компьютеры для заключительной фазы полета, программировать тормозной импульс, снижающий скорость до нескольких сотен миль в час и позволяющий войти в атмосферу. Будучи пилотом, я отрабатывал возвращение в плотные слои атмосферы и посадку шаттла тысячи раз. Мы практиковались непрерывно. На этом этапе полета любой сбой может иметь самые серьезные последствия, и я должен был быть готовым ко всему. Помню, как впервые проходил возвращение в атмосферу на тренажере. Я сидел в кресле пилота, за мной наблюдали опытные астронавты. На меня давила необходимость сделать все правильно, поскольку это была моя первая попытка продемонстрировать настоящим астронавтам мои недавно обретенные навыки астронавта. Я напутал с запуском вспомогательных силовых установок, питающих аппаратуру управления тремя двигателями шаттла и поверхностями управления: элеронов, руля и закрылков. Вспомогательные силовые установки выпускали посадочные шасси и подавали электричество на тормоза, и, чтобы сесть, хотя бы одна должна была работать. При моем способе включения одна из установок, вероятно, взорвалась бы. Неудачное начало. Впрочем, я и в последующих процедурах показал себя не лучшим образом. Я пребывал в убеждении, что изучаемые нами детальные процедуры являются чем-то вроде общих рекомендаций, но ошибался. В довершение всего посадка в моем исполнении, возможно, убила бы весь экипаж. Космический челнок – один из самых сложных для посадки летательных аппаратов в истории, и в этой части упражнения я заслуживал небольшой форы, но остальные промахи были непростительными.
Сама сложность шаттлов была причиной моего желания на них летать. Однако изучение этих систем и занятия на тренажере, во время которых мы учились правильно реагировать на бесчисленное множество взаимосвязанных отказов, показали мне, насколько сложен этот аппарат. В кабине было больше 2000 переключателей и автоматов защиты и почти столько же возможностей ошибиться.
Чтобы из кандидатов в астронавты превратиться в пилота и совершить первый космический полет, мне пришлось овладеть примерно таким же объемом знаний, что и при соискании докторской степени. По вечерам я наскоро ужинал с Лесли и Самантой и возвращался учиться. Просматривал конспекты лекций и собственноручно сделанную учебную тетрадь, которую продолжал штудировать и заполнять новыми данными по мере продвижения вперед. По меньшей мере один выходной каждую неделю целиком уходил на то, чтобы освежить в памяти пройденный материал.