Мы провели в скафандрах уже 11 часов.
В какой-то момент в процессе наддува шлюзового отсека мы теряем связь с Землей. Это означает, что некоторое время нас не будет в трансляции NASA TV и можно говорить, что хочешь.
– Гребаное безумие, – отзываюсь я о нашем выходе в открытый космос.
– Точно, – соглашается Челл. – Я умотался.
Мы оба знаем, что через девять дней должны будем повторить выход.
Крышка люка открывается, и мы видим улыбающегося Кимию – дело почти сделано. Кимия и Олег тщательно осматривают наши перчатки и многократно фотографируют их, чтобы отослать снимки на Землю. Перчатки – самая уязвимая часть экипировки, подверженная порезам и истиранию, и специалисты хотят узнать как можно больше о том, как они перенесли сегодняшнее испытание. Любые дырочки легче заметить, когда в скафандрах еще поддерживается давление.
Когда мы готовы снять скафандры, Кимия помогает нам сначала избавиться от гермошлемов. С одной стороны, это облегчение, с другой – нам будет не хватать чистого воздуха: поглотители СО2 в скафандрах гораздо лучше справляются со своей задачей, чем «Сидра». Выбраться из скафандра было сложно даже на Земле, где нам помогала гравитация, удерживавшая наши тела на полу. В космосе мы со скафандром парим как одно целое, и необходимо, чтобы Кимия с усилием тянул за рукава, одновременно толкая штанины ногами в противоположном направлении. Высвобождение из кирасы приводит на ум роды у лошади.
Освободившись от скафандра, я вдруг осознаю, насколько утомительно было просто находиться в нем, не говоря уже о целом дне изматывающей работы. Мы с Челлом направляемся в PMM, где снимаем длинное нижнее белье и избавляемся от использованных памперсов и биомедицинских датчиков. Мы быстро «принимаем душ» (обтираем засохший пот влажными салфетками и насухо вытираемся полотенцами) и едим впервые за 14 часов. Я звоню Амико и рассказываю, как все прошло. Она наблюдала за нашим выходом из Центра управления полетом, но хочет услышать от меня, что я чувствовал. Этот выход в открытый космос беспокоил ее больше любой другой задачи моей экспедиции.
Когда она отвечает на звонок, я говорю:
– Привет, это было нечто. Даже не знаю, как это описать. Чертово безумие.
– Я так горжусь тобой! – говорит она. – Я извелась, наблюдая.
– Тыизвелась? – подшучиваю я, хотя понимаю, что она имеет в виду.
Она находилась в ЦУП с трех часов ночи по времени Хьюстона, не ела и даже не отлучалась в туалет, пока я благополучно не вернулся на станцию.
– Даже больше, чем во время запуска. По крайней мере, я могла попрощаться с тобой перед стартом. Сегодня я знала, что, если что-нибудь случится, мне придется смириться с тем, что мы не виделись семь месяцев.