Когда крышка люка открывается, «Союз» заполняет насыщенный аромат воздуха и бодрящая зимняя стужа. Фантастический запах! Мы обмениваемся приветствием кулак о кулак.
После того как Сергей и Миша покинули капсулу, я с удивлением обнаруживаю, что могу самостоятельно отстегнуть ремни, выбраться из кресла и дотянуться до люка над головой, несмотря на сокрушительную мощь гравитации. Я помню возвращение из полета STS-103 после всего 8 дней – казалось, я вешу килограмм 300. Сейчас с небольшой помощью спасателей я выбираюсь из капсулы и, сев на край люка, оглядываю окружающий ландшафт. Потрясающе, как здесь много людей – возможно пара сотен. Неописуемо странно видеть одновременно больше горстки человек, и меня ошеломляет это зрелище. Я в приветственном жесте поднимаю вверх ладонь, сжатую в кулак. Я дышу, воздух наполнен фантастическим запахом, сладковатой гарью оплавленного «Союза» и жимолостью. Российское космическое агентство обязывает участников поисково-спасательной службы помочь нам спуститься из капсулы и усадить на раскладные стулья поблизости, чтобы нас осмотрели врачи и медсестры. Мы соблюдаем правила русских, когда летаем с ними в космос, но я бы хотел, чтобы мне позволили самостоятельно уйти с места посадки. Я совершенно уверен в своих силах. Здесь мой врач экипажа Стив Гилмор, я вспоминаю, как много значили для меня его медицинский опыт и дружба. Долгие годы он и другие врачи трудились в поте лица, чтобы я оставался в состоянии готовности к полету, и позволили мне благополучно летать, хотя было бы проще списать меня. Я замечаю Криса Кэссиди, главу Офиса астронавтов, и моего друга Джоэла Монтальбано, заместителя руководителя программы МКС. Рядом с Сергеем и Мишей я вижу отца Сергея, бывшего космонавта, и Валерия Корзуна. Чуть дальше сотрудники поисково-спасательной службы – с некоторыми я познакомился в России в 2000 г., проходя зимний курс выживания, оценил их преданность делу и привык на нее полагаться. Я замечаю, что Миша улыбается и машет им, и не сомневаюсь, что он вспоминает своего отца, некогда одного из них.
Крис подает мне спутниковый телефон. Я звоню Амико на мобильный, зная, что она сейчас в Центре управления полетами в Хьюстоне, где вместе с Самантой, моим братом и близкими друзьями смотрела трансляцию на огромных экранах (Шарлотт следила за нашим приземлением из дома в Вирджиния-Бич).
– Как все прошло? – спрашивает Амико.
– Это было чертовски допотопно, – отвечаю я, – но эффективно.
Я говорю, что чувствую себя прекрасно. Если бы я был участником первой экспедиции к Марсу и только что коснулся поверхности Красной планеты после годичного пути и бешеного спуска в пламени сквозь атмосферу, то смог бы выполнять любые необходимые действия. Один из самых важных ответов, который должен был дать мой полет, – короткое «да» или «нет»: можно ли прилететь на Марс работоспособным? Я бы не хотел строить жилище или шагать десять миль, но знаю, что смог бы постоять за себя и других в нештатной ситуации, и это триумфальное чувство.