Стойкость. Мой год в космосе (Дин, Келли) - страница 256

Летом моему отцу был поставлен диагноз «рак гортани», и началась радиационная терапия. В октябре ему стало гораздо хуже. Однажды вечером он позвонил Амико, что ее не удивило. Он очень зависел от ее поддержки, пока я был в космосе, и они продолжали часто общаться. Однако в тот день он ни о чем конкретном не просил.

«Я просто хотел, чтобы ты знала, как я тебя люблю, солнышко, – сказал он. – Как я рад, что вы со Скоттом есть друг у друга. Вы многого добились вместе, и тебе пришлось многое пережить, но дело того стоило». Амико показалось, что это для него необычный жест, однако, сказала она, его голос звучал заметно бодрее, чем в последнее время. Через несколько дней его состояние резко ухудшилось, и, пока Марк, Амико и я были за рубежом, он скончался в реанимации в присутствии моей дочери Саманты через четыре с половиной года после смерти моей матери. Я благодарен Саманте за то, что в тот момент она была рядом с ним.

Я убежден, что он прожил ровно столько, чтобы увидеть завершение моего полета и отпраздновать мое возвращение. Для него было очень важно поддерживать нас с Марком и радоваться нашим достижениям, он гордился всеми своими внучками, которых обожал. Как большинство людей, с годами он стал мягче, и на закате его жизни наши отношения уже ничто не омрачало.

В моем компьютере хранится подборка всех фотографий, сделанных товарищами по экипажу и мной на Международной космической станции за время моего пребывания на ней. Я иногда просматриваю их, когда хочу вспомнить какую-то подробность. Это бывает утомительно, поскольку их очень много – полмиллиона, но часто вид конкретного человека в определенный день запускает сенсорную память, и я вдруг вспоминаю запах космической станции, смех товарищей или фактуру подбитых мягким наполнителем стен моей каюты.

Однажды поздним вечером, когда Амико уже спит, я сажусь просмотреть фотографии: Миша и Сергей в русском служебном модуле, улыбаясь, готовятся к пятничному ужину; Саманта Кристофоретти сияет улыбкой с беговой дорожки на стене; переливается пурпурным и зеленым северное сияние, которое я снял посреди ночи. Вот эпицентр урагана, сфотографированный сверху; грязный фильтр вентилятора, предназначенный на выброс, с клубком из пыли, ворсинок и одного очень длинного светлого волоса, безусловно оставшегося от Карен Найберг, покинувшей станцию более чем за год до моего прибытия; ряд фотографий соединений «Сидры», снятых мной и Терри в ходе ремонта для информирования специалистов на Земле; парящий в «Куполе» на фоне величественных нагромождений облаков iPad с незнакомым новорожденным младенцем на экране; Тим Пик, готовящий скафандр к первому выходу в открытый космос: на рукаве скафандра – британский флаг, на лице Тима – мальчишеская улыбка; Челл, летящий как Супермен через американский «Лэб»; мы с Геннадием за разговором в «Ноуде-1», радующиеся минуте отдыха и обществу друг друга. Год складывается из миллиона образов, которые мне ни разу не удавалось увидеть все одновременно.