– М-да, – задумчиво протянул граф. – Придётся отсеять тех, кому смерть Барсукова не несёт выгоды. А то мы эдак запутаемся.
Александр Константинович присел на стул и подобрал под себя ноги. Его привычные напыщенность и галантность почти улетучились. Перед Марфой сидел обыкновенный сорокалетний мужчина с причудливой тростью, с грузом мрачных воспоминаний. Среди тёмно-русой шевелюры блестели первые седые волоски, предвещающие о скорой старости. Хотя чудаковатый граф стареть был отнюдь не готов. И Марфа знала, что её воспитанник остаётся молодым не только душой.
– Константиныч, ты только не кричи, – предварительно попросила верная его подруга. – Скажи начистоту, это правда, что к тебе ночью баронесса приходила?
– Скотина это Пулев. Он пронюхал и растрепал, – оскалился Соколовский, раздувая ноздри.
– Значит, правда. Как ты мог, Саша? Ты же оставил её. Говорил, что исправился.
– Я хочу исправиться, Марфа. Хочу и стараюсь, но как я слаб, – тихо признался Александр Константинович. – Я слаб, а страсти мои сильны. Когда она пришла ко мне, немного подшофе, такая нежная, мягкая, как раньше. Что я мог поделать?
Марфа приготовилась сказать нечто весьма гневное и колкое, но граф опередил её.
– Я пытался закрыть перед ней дверь. Но она поцеловала меня, и страсть разожглась во мне с новой силой, Марфа, пойми. Даже после того, как она поцеловала меня, я ещё боролся. Но потом… этот запах, эти прикосновения! Всё, как раньше. Я не смог устоять перед желанием. И никакой бес меня не путал. Черти здесь ни при чём. Я сам, Марфа, хотел этого. Хотел и желал два года.
Марфа посмотрела в карие глаза своего воспитанника, хозяина, друга и защитника. Она погладила его щеку и спустилась по руке до локтя. В её взгляде не было ни капли осуждения или порицания. Одна лишь жалость. Она жалела графа, оступившегося так же, как это часто делают простые добрые люди.
– Что бы я ни говорил, как бы ни постился, но я нисколько не изменился. Какой из меня раб Божий? Я раб своих страстей. Как мне пожелалось, так и поступил. А теперь сильно жалею об этом.
Глава седьмая
Новые слухи и старый князь
Граф Соколовский в опрятном однотонном костюме чёрного цвета прогуливался по владениям покойного Барсукова. В правой руке его вздрагивала при каждом шаге тёмно-жёлтого цвета трость. Лицо его выражало крайнюю сосредоточенность и работу мысли. «У прислуги не было никакого повода желать хозяину смерти. Если бы такой повод и был, Марфа уже давным-давно про это узнала, – думалось столичному аристократу. – Хотя, я, кажется, стал переоценивать её способности по сбору сплетен. Ведь она до сих пор находится в неведении насчёт романа Аннушки и Барсукова-младшего. А, может, и нет никакого романа?».