– Александр Константинович, а если он не поверит?
– Пока и я вам до конца не верю. Не отчаивайтесь, когда я соберу все факты воедино, преступник больше не сможет от нас скрываться. И если вы невиновны, то никакие рудники вам не угрожают, будьте спокойны.
– Хорошо. Я, пожалуй, пойду, ваше сиятельство, спасибо, за помощь. В горле пересохло.
– Постойте, не уходите. Ночью господин Утёсов просматривал бумаги Барсукова, так? Он нашёл акт о признании Светилина законным сыном?
– Да.
– И кто был рядом с ним? Понятые, кто они?
– Во время осмотра документов, господин Утёсов оставил в кабинете хозяина только меня и Михаила Михайловича. Понятые, которых пригласил Лев Борисович, не были допущены к осмотру документов. В них содержится сугубо личная информация, и понятыми дозволили быть мне и Михаилу Михайловичу. Ещё в кабинете присутствовал писарь Утёсова и городовой.
– Значит, Михаил Михайлович знает о новоявленном брате?
– Да, сегодня утром, получается, узнал. Он был весьма поражён. Особенно, когда нашли экземпляр последнего завещания.
– Что в нём?
– Эта усадьба и фирма «Барсуковы», почти целиком, завещается Светилину. Михаилу Михайловичу достанутся две фабрики, директором которых он сейчас является, и полмиллиона рублей. Надежде Михайловне – без малого полмиллиона рублей, старое имение, и небольшой дом под Москвой. Павлу Михайловичу – крупная сумма и квартира в Петербурге. Родной сестре и близким родственникам выделено двести тысяч. Городу Михаил Аристархович посмертно жертвует так же – сто тысяч. Щедрой души человек. Кузену и кузинам, дальним родственникам и друзьям – оставшееся, какие-то картины и драгоценности.
– Простите, Отто Германович. А остальным присутствующим в доме? – тактично поинтересовался граф, хотя, конечно же, его интересовали две фамилии.
– Госпоже Мыслевской завещаются какие-то драгоценности покойной госпожи Барсуковой, мне – двадцать тысяч рублей и маленькая коляска с двумя лошадьми, Торопину – десять тысяч. Он давний друг семьи, особенно покойной госпожи Барсуковой. Последнее завещание специально составлено так, чтобы под подозрением оказались все дети Михаила Аристарховича.
– Я вижу.
– Там есть ещё множество пунктов, касающиеся совладельцев фирмы. Но как бы то ни было, она практически вся перейдёт в руки Светилина. Александр Константинович, мне нужно выпить хотя бы немножко коньячку. Простите, но я больше ничего не припомню. Или вы хотите ещё что-то спросить?
– Если вы больше ничего не припомните, какой же толк спрашивать? Спасибо, Отто Германович, за откровенность. Я советую вам лечь спать поскорее. А завтра мы, возможно, снова переговорим. Сегодня вы не в том состоянии.