Глава четырнадцатая
Подсказка управляющего
С утра барсуковская усадьба наполнилась людьми. Из Орла привезли детей Надежды Михайловны и Петра Петровича. Оказалось, что у них довольно большое семейство – три мальчика и две девочки. Самая старшая из детей, девочка с красивыми медно-русыми косичками, лишь в этом году поступила в Николаевскую женскую гимназию. Самый младший неотлучно находился на руках у своей кормилицы.
Из окна своей спальни граф наблюдал за продолжающими прибывать родственниками и друзьями покойного. Двор заполнился многочисленными повозками. На другом конце аллеи остановилась роскошная карета, и из неё неторопливо вылез престарелый генерал – дядя покойного Михаила Аристарховича. Михаил Михайлович приветствовал генерала и помог ему преодолеть липовую аллею.
В дверь постучали, и тут же, не дожидаясь ответа, в спальню проникла Марфа.
– Константиныч, чего ты здесь сидишь? Спустись вниз, простишься с покойным. Скоро все на кладбище пойдут.
– Я никуда идти не собирался. Да и как можно отпевать неверующего?
– Чего ты удумал? – непонимающе спросила служанка и плотно закрыла дверь.
– Мы ведь не отпеваем тех, кто не был крещён, – задумчиво проговорил Александр Константинович. – В церкви не поминают тех, кто не был православным. И, конечно, это правильно. Как может Церковь совершать обряд над тем, кто никогда не был её чадом. Это я понимаю и признаю. Так же и еретики, отлучённые от Церкви, не могут быть упомянуты в церковных молитвах. Но как можно отпевать человека, который, нисколько не стесняясь, заявил мне в лицо, что отрицает существование Бога? Который вздумал насмехаться, когда я попытался переубедить его. Если Церковь не поминает в своих молитвах тех людей, которые не имели возможности принять Крещение, то почему она же отпевает этого сребролюбца, сознательно отвергающего Бога? По своей воле!
– Ну, тише, Константиныч, – попросила Марфа.
– Я понимаю, когда за отступников молятся в келейных молитвах. Это одно. Никто не может запретить христианину молить Бога о душе другого человека. Но как можно над такими, как Барсуков, совершать чин отпевания? Он же отрицал само существование Бога!
– Но он же храм построил и на службы ходил, – неуверенно произнесла Марфа.
– Да какой в этом толк? Кому он там молился?! – вспылил граф. – Самому себе? Ведь Бога нет! По его словам.
Марфа застыла в нерешительности. Ей, если говорить начистоту, было всё равно как будет похоронен Барсуков. Конечно, ей было жаль его, как было бы жаль любого другого человека. И то, что над ним совершили отпевание и панихиду, нисколько не смущало её. Ведь для Марфы это было в порядке вещей, так было положено. Она не для того пришла за графом, чтобы защищать честное имя Барсукова. Но внизу разжигались нехорошие разговоры. Многие с недоумением отмечали отсутствие Александра Константиновича внизу. Некоторые воспринимали это как неуважение хозяина, другие – как презрение к покойному (кто-то даже сказал, будто граф рад его убийству), третьи говорили о дурном характере Александра Константиновича и даже о сомнительном здоровье его рассудка. Так уж была устроена бедная Марфа, что все эти перешёптывания и пересуды не могли миновать её ушей.