Что касается тренировок, то Сакура закончила их уже к концу второго дня, хотя я бы сказал, что реальные занятия на этом только начались и теперь этими тренировками Сакура должна увеличивать объём своей чакры, но Какаши молчал, а меня девушка банально послала. С мстителем Учихой, как я и опасался, случился острый приступ гордыни, мои попытки дать совет им резко пресекались, так что на освоение хождения по деревьям у него ушло семь дней. Сам я уже на второй день занимался отдельно и к концу недели смог создать приличный Расенган, с учётом времени, потраченного на занятия ещё в Конохе… я бездарь. Неприятно осознавать, что канонный «бешеный апельсин» оказался, хм… талантливее. Правда, меня немного извиняют два факта. Первый – он начинал тренировки с гораздо более развитой чакросистемой, как-никак, там почти год прошёл с момента выпуска. Второй – я создал Расенган одной рукой, без помощи закручивающих потоки клонов. В общем… будем считать – ничья.
На моё счастье, Какаши был не в том состоянии, чтобы за мной следить, а Саске с Сакурой хоть наверняка и было любопытно узнать, чем я занимаюсь, но оба были слишком заняты. Один – тренировками, а вторая – необходимостью всюду следовать за Тадзуной. Какаши высокопарно назвал это охраной, мол, «раз ты теперь умеешь дойти до верхушки дерева, то и защитить сможешь». Лично я логики не видел. Сакура из всех нас была самой слабой, да что там, она была даже слабее самого Тадзуны! Но вместо реального обучения её ставят на абсолютно бессмысленную работу, причём с риском для жизни… Впрочем, я тоже всюду ходил за архитектором, как освоивший упражнение, но то я, да и мне это тренироваться не мешало, одним клоном больше, одним меньше – разницы никакой.
Кстати, теперь мой предел был уже не сто четырнадцать клонов, как раньше, а уже сто восемьдесят шесть. Я, конечно, имею в виду клонов, создаваемых исключительно моей чакрой, без задействования чакры Кьюби. Какаши, кстати, так и не согласился учить меня чему-то серьёзному, даже узнать стихию чакры не помог, сославшись на то, что у него нет с собой нужных для этого вещей. Н-да…
В городе, да и на самих строительных работах, царило уныние. На моих глазах трое рабочих отказались продолжать, но я молчал и не вмешивался, я вообще последние семь дней молчал, ограничиваясь необходимыми фразами и давая своим товарищам отойти. Правда, угрюмым это молчание назвать было нельзя, я просто общался мимикой и жестами, полезное умение, если подумать. Единственный раз, когда я всё-таки не удержался, случился на седьмой вечер с начала тренировок. Вся эпопея с душевными терзаниями Инари прошла мимо меня, мне не было дела до угрюмого пацана – и своих проблем хватало за гланды, но вот на седьмой вечер, когда мы с Саске вместе вернулись с последней тренировки (время ужина фиксировано, а голод не тётка, каким бы упорным трудоголиком ты ни был), пацан сорвался: