Дженни поднялась вверх – или скатилась вниз – по той же самой тропинке, что и я, причем мы обе вышли из одной и той же, самой обычной средней школы на севере Англии. Но потом наши пути разошлись, когда мы ощутили неизбежное притяжение столицы, с той только разницей, что Дженни подалась в журналистику, а я – в юриспруденцию.
Я не виделась с ней вот уже несколько лет, но, когда я получила от нее последнюю весточку, она работала в издательстве того самого таблоида, который я сейчас держала в руках.
Я набрала ее имя в строке «Гугла», и поисковая машина выбросила ее профиль на «Линкедин». Она по-прежнему работала в газете, хотя ее нынешняя должность называлась «заместитель редактора отдела» – несомненный шаг вверх с последней ступеньки, о которой она мне рассказывала. Впрочем, то, что Дженни занимала относительно высокий пост в таблоиде, было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо потому, что она держала руку на пульсе и была в курсе происходящего, а плохо – потому что она не поделится со мной нужными сведениями за просто так, какие бы дружеские воспоминания нас ни объединяли.
Я улыбнулась, вспомнив разоблачительную статью о шпаргалках, которую она написала для студенческого информационного бюллетеня. Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы, поскольку опиралась на результаты тщательного расследования, в ходе которого Дженни купила украденную экзаменационную работу на тускло освещенной автомобильной парковке. К несчастью, попавший в неловкое положение директор школы отомстил ей, заявив, что незаконная сделка, совершенная Дженни, означает, что она сама нарушила правила сдачи экзаменов, и без колебаний отчислил ее. А Дженни в ответ просто позвонила в «Манчестер ивнинг ньюс» и получила заказ на статью о неспособности коррумпированной системы британского образования поддерживать свободу слова.
Отыскав ее номер в списке контактов своего телефона, я спросила себя, сумею ли до нее дозвониться. Я не пользовалась им вот уже несколько лет. Поначалу, когда она только переехала в Лондон и стала работать в одной из национальных газет, мы неоднократно встречались. Разумеется, она вываливала на меня ворох всевозможных сплетен обо всех и вся, обычно какую-нибудь сенсационную историю вдобавок к той, которую осмеливалась опубликовать газета. Но постепенно нам становилось все труднее выкраивать время для встреч и, по правде говоря, все сложнее игнорировать тот факт, что наши профессии оказались решительно несовместимы. Разве могла я рассказать Дженни какой-нибудь забавный случай из жизни очередной разводящейся пары, если он мог появиться – точнее, наверняка бы и появился – в завтрашней утренней газете? И в этом отношении ровным счетом ничего не изменилось – напротив, если на то пошло, то последние события лишь усугубили наш конфликт интересов. Но я отчаянно нуждалась в том, чтобы выслушать подоплеку этой истории, увидеть ее под другим углом. Я не видела фамилии Дженни ни под одной из статей о «пропавшей Донне», но она наверняка знала все подробности, озвученные на ежедневных планерках, а еще, что было для меня куда важнее, могла предполагать, к какой версии склоняется полиция. Хотелось лишь избежать очередных сюрпризов, и Дженни могла мне в этом помочь. Но о том, чего она попросит взамен, я могла только гадать. Я нажала кнопку вызова.