— Извините, — сказала она вежливо и очень недобро. — Кто-то в моей палате в мое отсутствие копался в моих вещах. Вы не знаете, кто?
— Не знаю, — сказала я ей. И прошла мимо. Мы еще повоюем с тобой, телеведущая.
— Я все знаю про вас, — вдруг сказала она мне в спину. — Все говорят, что вы… В общем, не хотите поговорить об этом?
Я притормозила.
— А что?
— Мне кажется, я могу вам кое-что предложить…
Я обернулась.
— Например?
— Кое-что с моим участием.
— С каким именно?
— Муж готов взять расходную часть на себя… Понимаете? Это в том случае, если вас что-то смущает… Если вы не верите в мои возможности.
— Зато в ваши возможности верит Алина Кирилловна.
— Она просто доктор, я о другом…
— Я не понимаю… Вы хотите мне заплатить, чтобы я…
— Да. Можете понимать это так, — она очень многозначительно улыбнулась. — Я же знаю, что это вы заходили в мою палату и смотрели фото.
— Простите, я сейчас туговато соображаю, я не очень готова с вами об этом разговаривать.
— Конечно, я понимаю. Давайте завтра.
Что за бред? Но она боится меня, это хорошо.
Она готова мне заплатить, чтобы я не претендовала на квартиру.
Александра украсила нашу елочку трофейными конфетами. Теперь был почти праздник — елка. Хайди Клум и конфеты.
— Сюда бы еще деток… Ну, и черт с ними, с мужьями… И их тоже…
Пока Таня и Александра звонили своим, ворковали с детьми, я смотрела в окно. Там топтался совсем молодой папа, бритый, в кожаной куртке с металлом. Время от времени он грел голову ладонями, смотрел в окна четвертого, молчал, мерз, курил, но не уходил.
Нервничает.
Сразу видно — в первый раз рожает.
Среди ночи Фимочка увела Веру в родильное отделение.