Сергей: Думаешь, помогло бы?
Кот: Нет. Но чтоб хотя бы не молча. Со связанными лапами, но не молча.
Сергей: Да ладно, забудь.
Кот: Забыть?! Никогда. Никогда.
Пауза.
Кот: Граждане… Граждане судь… Э… Товарищи врачи! Товарищи ветеринары, анестезиолог, хирург, сестра, товарищи инструменты. Я понимаю, что моя нетронутость, моя цельность, моя природная естественность глубоко противоречит тем установкам, той практике, которая здесь сложилась. И что вы со своим оружием, с этим скальпелем, с этим наркозом, подобно античным героям, стоите на страже самого ценного, самого дорогого и нужного, что есть в квартире у человека — мебели и обоев. Которые я царапаю, на которые прыгаю, бегаю и ору, когда меня долго не пускают на улицу. И которые пачкаю, придя с улицы. Товарищи врачи! Уважаемый держатель за лапы, уважаемый затыкатель рта, уважаемый резчик по коту. Я понимаю, что вами движет. Инстинкты, заложенные во мне природой, в условиях квартирных ограничений делают из меня монстра, морального урода, подонка. Который не ведает, что творит. Который думает лишь о кошках и в их отсутствие с самыми грязными намерениями пристает к мягким игрушкам, варежкам и меховым шапкам. Я виновен. Я виновен уже самим фактом своего рождения. В нынешнее время, когда в магазинах продаются одинаковые помидоры и огурцы, выросшие в теплицах под лампами, когда клетку курицы скрестили с клеткой моркови и обе счастливы, когда генетика позволяет делать умное бесполое мясо, которое само лезет на кусок хлеба и тянет на себя сыр — я продолжаю сходить с устаревшего конвейера, состоящего из мамы, папы и трения между ними. Раньше это называлось грехом. Теперь это чрезмерная натуральность. И она хирургически наказуема. И если сейчас здесь, на этом столе, вокруг которого вы, граждане судьи, стоите с такими добрыми лицами, что мне холодно даже подмышками… Если моя мужская судьба, которой осталась пара минут, не больше, совсем не волнует вас… То знайте: настанет и ваш черед. Мораль и хирургия не стоят на месте. Они развиваются в вашу сторону. И то, что еще недавно было просто знаком внимания сильного пола к прекрасному, называется теперь “сексуальный харрасмент”. Но если сегодня за него вам выпишут штраф или условный срок, то завтра вас, как и меня, положат на этот стол и разделят на три части: одну, которая осталась ни с чем, и две, которые укатились в небытие. Поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе.
Звенит колокольчик дверного звонка.
Кот: Это она!
Сергей: Или она.
Кот: Мне все равно. Я ушел.
Сергей: