«Конечно, но неужели с этим ничего нельзя сделать?» Мы с Рут улыбнулись решительности нашего юного друга.
«Роджер, дорогой, – начала Рут, – твои эмоции делают тебе честь. Мы знаем, что ты чувствуешь. Мы с монсеньором сами прошли через это. Нам хотелось схватить людей за их дурные головы и постучать друг о друга, чтобы вбить в них немного здравого смысла. Но были ограничены в своих действиях более мудрым разумом, чем наш».
«А теперь, – продолжил я, – позволь рассказать тебе, что происходит со второй церковью, о которой я упомянул. Она провела исследование вопроса общения с потусторонним миром по распоряжению самого архиепископа – не больше и не меньше. Проблему основательно изучили, все тщательно взвесили и составили отчет о полученных данных. Большинство выступило «за» и заявило, что общение действительно имеет место. Великолепно! А теперь, Роджер, если ты любишь шутки – а мы знаем, что любишь – готовься посмеяться – отчет был официально запрещен. Странно, не правда ли, что люди не хотят знать о нас и о нашей жизни. Конечно, нашлись такие, которые сказали, что если бы отчет был направлен против этих явлений, то он был бы опубликован и встречен на «ура». Но я еще не сказал тебе, чем закончилась вся эта история. Архиепископ, который назначил расследование, а затем запретил отчет, уже перешел в этот мир.
Очень трудно, Роджер, пытаться исправить то, что ты хотел бы, чтобы ты никогда не делал. Я сочувствую этому доброму прелату, потому что я сам оставил на Земле то, чего бы я лучше не делал. Мне очень повезло, и я смог все исправить. Не до конца, конечно, как ты понимаешь, но достаточно для того, чтобы это больше не имело значения. И там, где я с энтузиазмом утверждал что-то на Земле, здесь я говорил с двойным энтузиазмом, чтобы все исправить. Сейчас я чувствую большое спокойствие и удовлетворенность, которых раньше не было. Когда мы вернемся домой, я покажу тебе книгу, которая явилась источником моих земных проблем много лет назад. Жуткий вздор!»
Рут улыбнулась: «Не горячись, дорогой, на Земле есть вещи похуже твоей книги, и гораздо более глупые».
«Обе церкви проявляют специфический интерес – религиозный, конечно, – к этому миру, не представляя себе точно, что ждет нас после смерти, – продолжил я. – Естественно, они признают потусторонний мир, но не могут предположить на этот счет ничего, что не заключало бы в себе религиозного смысла. Подразумевается, что только земной мир действительно материальный, а в потустороннем все проходит в некоем духовном контексте. Вся атмосфера должна быть набожной и непохожей на ту, к которой человек привык на Земле. В последнем они правы: эта жизнь совершенно не похожа на земную, но не в том смысле, в котором они думают.