Дом весь сгорел, все окна оказались выбиты, половина второго этажа обрушилась вниз, везде виднелись следы произошедшей битвы. И множество изуродованных и изувеченных тел вурдалаков. Убедившись, что все вурдалаки оказались перебиты, и не найдя трупов ни одного из валарийцев, даже тела Кардода (я очень огорчился этому факту), Ган с чистой совестью смог уйти вместе со мной.
— И что, даже Бали выжила? — спросил я. — Я же видел, её буквально целиком сожрали!
— Увы, — Ган развёл руками. — Я же говорил, что мы бессмертны. Если уточнить, то только некоторые из нас бессмертны, например Бали и я, но остальных просто очень трудно убить. Мы все разные, и у каждого свои нюансы. Бали на моей памяти убивали тысячи раз самыми разными способами, и всё оказалось бесполезно. Она воскресала всякий раз, успешно и быстро регенерируя. Помнится, когда ей исполнилось двести лет, её на целых полвека охватила хандра, да такая сильная, что она стала искать способы покончить с собой. Что только она не пробовала! Всякие повешения, утопления и горения заживо оказались бессильны, они лишь обезвреживали её на небольшое время. Как она говорит, она ни разу не умирала, всё время оставалась какая-то частичка, из которой она потом снова появлялась. Как-то раз она заставила нас разрезать её на множество мелких кусков, полить какой-то едкой алхимической дрянью и тут же бросить в одну из печей соназгов — те гораздо горячее наших. Мы достали через сутки из печки горстку пепла и развеяли по ветру. Но Бали вернулась обратно — как она сказала, она внезапно ощутила себя в одном из волосков, что выпал у неё из головы на подходе к печи.
— То есть, она способна восстановиться из какого-нибудь ногтя или плевка? Полностью?
— Ага, — Ган вздохнул. — Правда, из мелких частичек себя она восстанавливается долго, до нескольких месяцев, но неизбежно.
— А что ты? Ты сказал, что тоже бессмертный, но я что-то не вижу, чтобы на тебе заживали царапины с той же скоростью, что и на девке.
Он рефлекторно потрогал царапину на шее, оставленную в короткой схватке с Натором.
— Щиплет, — прошипел он. — В отличие от неё, я действительно умираю. Я же говорил, что мы все разные, у каждого свои проблемы. Я вижу яркий свет и жуткий холод, даже могу различить, что вокруг меня бушует метель, а я прикован к ледяной скале, и рядом со мной вьётся какая-то чёрная тень. Но как только я это осознаю, я мгновенно возвращаюсь в собственное тело, оживаю, и мне даётся совершенно новое тело, моё тело, которое у меня было на тот момент, когда нас прокляли. То тело, которое ты видишь сейчас. То есть, я могу таким способом вылечивать смертельные раны и так далее, но по-настоящему я умереть не могу. Да и не хочу.