— Привет! Я думал, ты завтра только вернешься. Ты чего такой? Как сосулька, — юноша остался проигнорированным. Друг молча разделся рядом и, не посмотрев на него, прошел в спальню.
По пути к нему вышел ИльХун. Кого сейчас совсем бы не хотелось видеть. Но он не мог ничего изменить и не имел права прогонять того или посылать. Товарищ не знал ничего и его поступок не был предательством. Ведь если бы он сам осмелился сказать ему…
— ЧанСоб, прости, послушай… — отлично. Он всё понял. Или догадываться стал и ему дорассказал кто-то. Возможно, сама госпожа Ю, вернувшаяся за пальто. Он не хотел знать, даже думать о том, как она уходила отсюда, как побитая собака в глазах СоХен и как подранная, но гордая кошка в глазах ИльХуна.
Молодой человек продолжал не отвечать и открыл дверь последней комнаты. Сначала ему показалось, что в ней никого нет, но потом он разглядел ХенЩика, тотчас вставшего. Перед глазами всё ещё бегали темные круги и всё мутнело. Трудно было собраться, сфокусироваться на чем-то, оттого и выпадало что-то из вида. По лицу ХенЩика было ясно, что он в курсе всего, что здесь было и чем всё окончилось.
— ЧанСоб, мне жаль, — скупо, но сочувственно произнес он. ЧанСоб пробрел к своей кровати и сел на неё. — если хочешь поговорить или высказаться…
— Не надо жалости, ладно? — набрался он сил и выдавил из себя.
— Это не жалость, — ХенЩик подошел и сел рядом. — я просто поддержать хочу. Или, ты думаешь, я тебя не понимаю? Не могу понять?
— А что ты мне можешь сказать? «Я же говорил!». — ЧанСоб усмехнулся, горько, почти опять сорвавшись на тонкую дрожь, которая обычно предшествует слезам.
— Нет, я этого говорить не собирался, — он положил руку другу на плечо и тот выдержал прикосновение, не стряхнув её. Хотя любое физическое воздействие отзывалось болью. Как будто трогали сразу оголенные нервы. Он чувствовал себя посаженным заживо в металлическую статую, полую изнутри, которую начали накалять. Когда-то где-то существовала такая пытка.
— Но ты был прав, — признал парень, уткнув лицо в ладони. — все женщины одинаковые.
— Нет, не все.
— Все изменяют, — образ ДжеНы накладывался на любую женщину, абсолютно любую. Она была во всем, везде. Она была первой, поэтому показала ему жизнь, какая она есть. И уж в чем в чем, так в её неприглядной стороне, он не мог ей не доверять.
— Нет, не все! — настойчивее повторил ХенЩик. — Думаешь, НамДжу, к примеру, изменит ИльХуну?
— Дай угадаю — нет! Потому что, следуя мнению МинХека, он изменяет ей. И она слишком занята будет слежкой за ним, чтобы рогатить его самой! — ЧанСоб сжал кулаки и поднял взгляд, бьющийся в агонии, на товарища. Он всё ещё не знал, как дальше быть и какое применить лечение к почти смертельной ране.