— Что-что-что?
— Да, я была влюблена в тебя лет с четырнадцати до шестнадцати, — признала она, вернувшись на своё сидение и отвернувшись к виду за бортом.
— Серьёзно? А почему это наши чувства угасли? — с толикой задетого самолюбия поинтересовался Джей-Хоуп.
— Потому что в шестнадцать я влюбилась в Джина, — девчонка, довольная, как вывезенный на ярмарку ребенок, опять развернулась к нему. — Джин и Джинни — мне казалось будет очень здорово, если бы мы стали парой.
— То есть, теперь ты любишь его?
— Нет, я любила его до восемнадцати. А потом втрескалась в Ви, — с сожалением и виной в глазах, она пожала плечами. — Очень трудно быть постоянной, когда у старшего брата такие классные друзья.
— Нет, ну так нельзя. А если бы мы были гады, которые решили бы этим воспользоваться? — поучительно погрозил пальцем Хосок, выходя на последний отрезок маршрута до дома.
— Если бы вы были гады, я бы в вас не влюблялась. Но вы очень-очень замечательные!
— Следуя логике и твоему временному отмериванию чувств, сейчас тебе двадцать, и ты влюблена в очередного?
— Нет, Ви мне разонравился только в прошлом месяце, и я ещё никем не заняла своего сердца, — запоздало решила подремать девушка, но авто стало притормаживать, и Хосок, глуша мотор, повернулся к ней, откинув назад ближнюю к ней руку в вольготной позе балованного дворянства.
— Стало быть, ты в определенном поиске, так что, моё предостережение было не напрасным.
— Но разве можно влюбляться дважды в одного и того же? — задумчиво приподняла губы к носу Джинни.
— В этом мире возможно всё: не влюбляться вообще, влюбляться единожды, любить каждый день новых и сто раз любить заново одних и тех же. Поверь бывалому волку, — подмигнув, он вышел из машины и, обойдя её, распахнул дверцу. — Пошли, моя дорогая и любимая невеста. Не забудь об осторожности, ты можешь быть на втором месяце беременности. Надеюсь, ты знаешь признаки беременности? Мне не хотелось бы просвещать тебя и в этом…
— Я же не школьница! — достав сумочку с заднего сиденья и накинув её на плечо, Джинни положила ладонь в руку Хосока и позволила себе помочь. — Я всё знаю.
— Хорошо, а то б Рэпмон мне зад надрал за приобщение к таким наукам, — доверительно и с переживаниями приложил свободную руку к груди молодой человек, изображая новичка и любителя в драках, эдакого слабачка. Ему нравилось повалять дурака, сделать вид, что он беззащитен, глуповат и неопытен. Особенно помогала в этом его фирменная улыбка беззаботного балбеса, когда все его тридцать два зуба слепили собеседника в выражении «твоя моя не понимает». — Я обещал ему, что буду рядом с тобой паинькой.