— Могу я поговорить с госпожой Цянь? — спросил у них Джин.
— Госпожа не хочет ни с кем говорить, она отдыхает, — ответили ему.
— Это важно, может, она сделает исключение?
— Об исключениях нет никаких распоряжений…
— Впустите! — раздался голос изнутри. Видимо Вики услышала голоса за дверью. Охранники покосились на спальню и, разойдясь, открыли Джину, впуская его.
Он нашёл Викторию лежавшей на кровати, приподнявшейся на локте, чтобы прямо смотреть на входящего. Безукоризненная причёска, расправленное, нигде не помятое платье, длинные золотые серьги и подведенные помадой красные губы. Она не успела бы всего этого с собой сделать за минуту-две, значит, всегда находилась в идеальном состоянии. Джин поражался этому. Цянь была до того воспитанной, до того приученной к женственности, до того изысканно восточной, что даже узнай о своей смерти через пять минут, наверняка всему остальному предпочтёт привести себя в порядок, чтобы соблюсти благопристойность и не посрамиться перед людьми. Видел ли её кто-нибудь когда-нибудь, кроме Джаспера, не манерной, не накрашенной и естественной? С распущенными волосами, небрежно ищущей позу поудобнее, чтобы уснуть. Или засыпает она только так, чтобы если её застанут спящей, то она бы выглядела грациозно?
— Что ты хотел? — без вызова, без гнева и надменности, но всё равно с приподнятым подбородком, создающим высокомерный взор, задала вопрос Цянь.
— Ты сказала, что ты седьмой ребёнок, — вкрадчиво начал Джин, подступаясь к кровати и следя за лицом Вики. — Но перед тобой только пять братьев. Ты шестая. Почему ты солгала?
Выражение её приняло тот же вид, как тогда, когда она сообщила о том, что она седьмая: лёгкая растерянность, поиск решения, чуть блуждающий взгляд. Потом Цянь робко улыбнулась и повела плечом.
— Как выяснилось, я и не любимая вовсе дочь. Да, иногда я обманываю.
— И вчера тоже? — Она посмотрела на него в упор.
— Возможно, и вчера.
— И что я должен сделать? Пойти и всё-таки рассказать госпоже Лау об измене?
— Не запоздал ли ты? — У Цянь не было вида, показывающего, что она победила, обвела вокруг пальца и злорадствует, скорее какая-то печаль от бессмысленности. И эта её тоска в глазах заставляла думать, что она обманывает, что обманывает, а не наоборот. Чёрт, как надоели эти женщины, которым невозможно залезть в голову, которым нельзя верить! Джин не стал спрашивать разрешения и сел рядом с Цянь на постель, посмотрев на бинт на ладони. Кровь вчера была настоящей, и слёзы тоже. Но какова была настоящая причина? Горькое прошлое или настоящее, где приходится делить Энди с другой? — Почему тебя так волнует брак четы Лау? — приподняла чёрные брови дочь Дзи-си. — Или честь Джиёна? Или честь его сестры?