— Ты подарил мне двадцать лет счастья и двух детей, мой дорогой муж. Ты подарил спокойствие и спасение многим людям, и твоя душа, я уверена, попала в такой мир, каким ты хотел видеть этот. Ты отдал себя людям, бескорыстно и смело. Ты заслужил покой, любимый. — Женщина наклонилась, поцеловав позолоту и, с сухими глазами, посмотрев на дочь так, что та тоже на несколько минут успокоилась, теперь уже обратилась ко всем: — Для меня не было большей радости, чем быть супругой этого мужчины. Я никогда не знала, увижу ли его вновь, когда он выходил за дверь, и в каком-то смысле одно моё мучение — безвестность, прекратилось. У меня осталась другая тревога — Джонхан. — Ёнгук насупился, предвещая, что сына потребуют выкинуть из золотых, чтобы у матери остался защитник, но госпожа Хан вновь удивила многих: — Я всего лишь женщина, и тревожиться я буду всегда, даже если мой сын станет ходить по ночным клубам или сидеть дома безвылазно, не отрываясь от компьютера. Мои тревоги — это не то, на что стоит оглядываться, ведь своими тревогами матери и жёны способны душить в своих мужчинах то сильное и достойное, без чего они не станут мужчинами вовсе. Долг, настоящий воинский долг забрал у меня мужа, но я горжусь, что сын пошёл по его стопам, что он не бросит дело отца и, кто знает, когда-нибудь завершит вашу миссию, выстроив из этого жестокого мира золотой и идеальный. Будь у меня десять сыновей и погибни из них девять на войне за правое дело, я бы отдала десятого, не стыдясь, что воспитала мужчин, а не бесхребетных животных. — Госпожа Хан поглядела на Рэй и Сэй, не останавливая на них глаз, но было ясно, куда метится её послание: — Любая, связавшая свою жизнь с золотым, должна быть столь же сильной, столь же самоотверженной и твёрдой, иначе она погубит и золотого в своём мужчине, и мужчину в своём золотом.
Закончив, женщина ушла из центра в тень, к дочери, где стояла до этого. Она знала, что и урну с прахом ей не оставят, мастеров хоронили на Каясан, среди ступ, чтобы очередная душа превратилась в дух тигра. Лео, Эну и Хонбину вновь предстояло продолжить путь и отвезти останки Хана в монастырь. Церемония прощания, короткая, но торжественная, заканчивалась. Оставалось решить последний вопрос, и Ёнгук кашлянул в кулак, привлекая внимание:
— Думаю, что дальнейшее и так всем ясно, но, условно, для формальности, следует сказать, что главным мастером-наставником по бою теперь является Лео. — Тот дёрнулся на упоминание о себе, сутулясь возле самых близких друзей. — Есть ли возражения у кого-то? — Гук обернулся по кругу, ища несогласных, но все лишь молча приняли это, как само собой разумеющееся. — Хорошо. Тогда, Лео, ты должен выбрать себе того, кто будет подменять тебя и того, кто в будущем, возможно, займёт это место. У тебя есть способный ученик, который сумеет овладеть навыками не в меньшей степени, чем ты сам? — Хонбин и Эн не могли быть наследниками этой должности, поскольку были ровесниками Лео, а приемник всегда назначался из поколения младше. Тэгун выхватил из ряда парней в чёрном Чонгука и указал на него пальцем. Даже вернув себе способность разговаривать, он редко ей пользовался. Чонгук округлил глаза, отшатнувшись назад, словно его ткнули в грудь не на расстоянии.