— Мне печально приветствовать вас всех по такому поводу, — начал Ёнгук, собираясь с мыслями. Обычно речи ему давались проще, потому что можно было пошутить, съерничать или обронить пошлость, но теперь язык сковывала душевная боль и тяжесть невосполнимой потери. — Я знал Хана не лучше других, присутствующих здесь, но мне выпала честь быть с ним знакомым, и я благодарю судьбу, что этот человек в ней был. Больше двадцати лет назад меня, мальчишку лет двенадцати, представил ему, молодому и сильному воину, мой дядя Джунвон. Шесть с половиной лет назад не стало его, теперь нас покинул и Хан. — Гук сделал паузу, не смотря ни на кого, глядя под ноги и на сцепленные в бессилии руки. Он произносил не заученный текст, а слова, которые приходили на ум. — Золотые всегда приходили и уходили, сменялись новыми бойцами, погибали и редко доживали до старости — такова наша участь. В былые времена быть престарелым ветераном золотого воинства означало позор, означало трусость и бездарность. С тех пор мало что изменилось, и все мы знаем, что лучшие и храбрейшие — уходят первыми. — Несколько человек покосилось на Лео, потом подумало о Ёндже. Лео ничего не заметил, или сделал вид, но если бы не усилия ученого, то первым давно покинул присутствующих именно он, мужчина, ставший наполовину тигром. — Я не буду тянуть волынку, вы знаете, мне самому сейчас не очень хочется говорить, поэтому позвольте перейти к делу. Госпожа Хан, — Ёнгук повернулся к ней, — золотые полностью берут на себя обязательства по вашему обеспечению, вы ни в чём не будете нуждаться, и если вам что-то понадобится, вы должны будете позвонить мне в любое время дня и ночи, ничего не стесняясь.
— Я буду рада, если наша дочь будет достойно содержаться, — скованным и промораживающим от задушенных эмоций голосом произнесла вдова. Боль скребла ей горло, но она умудрялась не ронять и слезинки. Ей было немногим больше сорока, ещё даже не показалась седина, но морщин за несколько дней пролегло больше, чем за все годы до этого. — Для себя мне ничего не нужно, я в состоянии позаботиться о себе, господин Бан.
— В любом случае, мы всегда будем рядом и никогда не оставим вас. — Ёнгук посторонился от центра, видя, что жена мастера Хана, отпустив рыдающую дочь, приближается к урне. — Если вы хотите что-то сказать — прошу вас…
Уступив место, Ёнгук, как и все остальные, был уверен, что сейчас на их голову обрушатся проклятья и призывы небесной кары. Как часто приходилась слышать о «мужских играх», никому не нужных подвигах, глупых и напрасных жертвах. Женщины срывались и кричали на банду, что она забрала сына, мужа, отца… Присутствующие затаились, смотря, как вдова мастера Хана любовно опустила ладонь на урну с его прахом. Она начала говорить, и все быстро поняли, что госпожа Хан обращается не ко всем, а к одному: