— Да, если Соа не откажется и будет свободна, мы приедем.
Намджун подъехал к подъезду Чжихё и, понимая, что остался последний шанс для разговора и прямоты, пока она отстёгивала ремень безопасности, скоро спросил:
— А ты хочешь быть с Богомом? Ты его любишь? — Девушка с румянцем стеснения на щеках замерла. Между её пальцев ремень плавно выскользнул сам, примостившись на своё место, как змея в кувшин факира.
— Я не могу сказать, что люблю его до безумия, но я… временами я очень хочу быть с ним. — Не выпрыгивая из машины, она задумалась, собираясь выйти тогда, когда исчерпывающе ответит начальнику. — Он мне сильно нравится, и когда мы вместе — бывают по-настоящему замечательные моменты, но потом что-то такое… что-то эфемерное, неудержимое, что-то временное в этом всём проскакивает, и я понимаю, что Богом — как вода, он окатывает собой, но потом стекает и испаряется. Он не даёт того последнего, закрепляющего ощущения, за которое я бы его полюбила. Я могла бы его полюбить, но когда он вновь демонстрирует свой перелётный нрав, свою эгоцентричность, своё поверхностное отношение ко многому и шутит на серьёзные для меня темы, я испытываю и гнев, и разочарование, и печаль, и всё это внутри меня клокочет, не давая чувствам разрастись во что-то бескрайнее и потерять голову. Вы понимаете меня? — поискала в глазах Намджуна сочувствия Чжихё.
— Думаю, что да. — Вместо того чтобы просто ответить сопереживанием и отвернуться, мужчина засмотрелся в эти большие и искренние глаза, глаза девственной бесхитростности, готовые отдавать, но не желающие быть вычерпанными и опустошенными. «Да, я видел, как она была готова поддаться эмоциям и чувствам, как она хотела довериться и принадлежать Богому, но вместо того, чтобы ответить на её нетайный зов, он предпочитал опутывать её своей паутиной, не даря твёрдой почвы под ногами. И ей приходилось срываться с тех вершин, на которые карабкалось её сердце за любовью. Это то, чего я хотел бы от Соа, чтобы она расслабилась, раскрепостилась, чтобы поняла, что я надёжен и сделаю всё для нас, я не брошу, не предам и не отрекусь, пусть только снимет с себя возложенную вечную ношу самостоятельности и эмоциональной скупости. Да, я сказал ей, что мне в ней нравится умение владеть собой, но помимо владения собой в ней слишком твёрдый стержень, и недостаточно женской мягкости. Интересно, а я бы мог дать Чжихё то ощущение надёжности и уверенности, какие ей нужны?». Поняв, что проскочила предательская, неприличная мысль, Намджун про себя выругался и, опустив взгляд с глаз на губы, велел себе выходить из машины. Ему не только захотелось узнать ответ на свой неуместный вопрос, но и поцеловать эти девичьи уста. Какого чёрта? Он же в отношениях! Он должен остепениться, должен! Почему он заглядывается на чужую девушку? Почему он не может, как Дэхён или Ёндже, не видеть других, кроме своей? Что с ним не так? Он больной жёлтый попугайчик, и Ёндже его не убедит в том, что нормы бывают разные. «И Хосок больной — с этим вообще не поспоришь, он по жизни придурок! — рассыпал ярость на всё вокруг Намджун, но потом остыл. — Я любя, конечно. Хосок отличный человек и друг. Но что в нас с ним не так?».