— Что-то уже не в первый раз такие отмазки, — усмехнулся Югём. — Ты ей нравишься, вы общаетесь. Почему бы этому всему не перейти в роман?
— Да нужна она мне? Как собаке пятая лапа.
— В тебе есть хоть капля честолюбия? По тебе сохнет дочь миллионеров!
— Да хоть миллиардеров, Югём, отстань.
— Он прав, в таких делах деньги значения не имеют, — поддакнула я товарищу. И зачем-то добавила: — Ты слишком озабоченный деньгами стал.
— Ты опять за своё? — вздохнул недовольно он. — Я не стал озабочен деньгами, но с ними как-то легче жить, чем без них. Или что, мы фотосинтезируем и живём на солнечных батареях? Даже еда чего-то стоит, Чонён.
— Я в курсе, но… мы же говорили о любви! Об отношениях…
— Знаешь, о такой мути могут позволить себе рассуждать те, у кого устроенная жизнь и не надо думать о том, где взять мешок риса завтра. Тогда им важно, какой длины ноги у девушки, какие она смотрит фильмы, насколько родственно их общение душ. Это всё гон полный, когда тебе платить за квартиру надо, а в кармане по нолям. Сначала устроиться нужно, а потом о высоком рассуждать.
— А дружба тогда что? — поднялась я. — Тоже ценности не имеет? Она только средство?
— Не перегибай палку, — нахмурился Югём.
— Это всё из твоих слов вытекает, так что?
— Ты думаешь, что я вас использую или не ценю нашу дружбу? Не страдай ерундой, Чонён.
— Но ты и этот Ку… вы, выходит, используете друг друга?
— Да какая разница? Даже если так, тебе какое дело до Чжунэ?
— Мне есть дело до тебя! Я не хочу, чтобы ты был тем, кто использует людей, кто согласен использовать девушек. Это плохо, плохо и ужасно, Югём, неужели не очевидно?
— Давай ты почитаешь мне морали в другой раз, — поднялся друг, отряхнув ладони от пеперо, — когда проходишь два сезона в дырявой обуви, ощущая себя чмом и нахлебником.
Бросив на меня такой взгляд, что меня им придавило, Югём ушёл, а я едва не дрожала, стоя, как вкопанная. Допустим, дармоедкой я себя регулярно ощущала, хотя меня никто не упрекал, это были привычки моей совести, загоняться и винить себя в чём-то. Вот так и сейчас, я чувствовала вину перед Югёмом и хотела что-то исправить, но не знала, что и как. Джуниор похлопал рядом с собой по скамейке.
— Садись, не расстраивайся.
— Возможно, я его действительно не понимаю. Но хочу понять, очень хочу.
— Он сам себя ещё не понимает. Ему застит глаза денежное всемогущество Чжунэ, он завидует и восхищается одновременно. Только Югём из другого теста, и однажды до него дойдёт, я надеюсь, что в роскошной жизни счастья мало, оно не прячется в горе золота. — Я молча покивала, осмысляя и переваривая. Прошло какое-то время, прежде чем слова Чжинёна овеяли меня своим теплом. Он похлопал меня по руке. — Всё хорошо, Чонён.