Все расходятся. Почти никого не осталось. Только Шулейкин стоит у дверей учительской. Курит. И Мария Филипповна стоит рядом. И я слышу:
— Да вы успокойтесь, Михаил Андреевич…
— А я и не волнуюсь, Мария Филипповна…
— Вы не обращайте внимания…
— Да что вы…
— Мало ли что говорят…
— Вы сами успокойтесь, Мария Филипповна…
— Как они это нехорошо!..
— Ничего, ничего… Пустяки…
Уже пять дней прошло, как Шулейкина сняли. Нового директора пока нету. Обещали прислать. Экзамены на носу. Клара Ивановна пока робко командует. Все ходят тихие.
— Как же теперь Шулейкин будет? — говорю я Марии Филипповне. — Уедет?
— Зачем же ему уезжать? — удивляется она.
— Да трудно ведь… Быть директором… Теперь насмешечки…
— Я с ним говорила об этом. Я ему говорю: «Вам бы лучше уехать, Михаил Андреевич…» — а он мне: «Зачем мне ехать? И куда мне ехать?.. Что, учителем не могу работать?..» Да и вообще, я давно знаю… — она говорит шепотом, — он ведь не очень-то директорством своим дорожил… Он ведь не хапуга…
— Хапуга?..
— Ну, он покой любит. А директору-то, знаете?.. Каждому ведь свое. Директором надо быть энергичным. Правда? А он книжки любит читать… Помечтать.
Теперь почти вся школа взялась рыть ямы и столбы устанавливать. Уже десять столбов вкопали. Маракушев посмеивается:
— Гы-гы… А мне свет ваш не нужен… Я и с лампой хорош…
— Эх вы! — говорю я. — Ученики мозоли натирают… А вы?..
— Гы-гы… — смеется он. — Молодым везде у нас дорога…
Но он приходит все-таки.
— И вы здесь, Михаил Андреевич? — удивляется он.
— А что ж тут странного? — говорит Шулейкин из ямы.
— Да вроде бы директором были… Неудобно, должно быть…
— А вы помогайте лучше, — говорит Маша Калашкина.
А Шулейкин ничего не говорит. Он роет. Почти одной левой рукой. Правая у него какая-то странная…
* * *
— Вы все-таки решили уехать? — говорит мне Шулейкин.
Мы сидим на круглом гладком бревне под вековым дубом. Сквозь свежую листву ударяют тонкие солнечные струи. В поселке тишина. Ваня Цыганков сидит рядом. Он в резиновых сапогах. Рядом с ним — Коля Зимосадов.
— Решил, — говорю я. — В город тянет… Я ведь бродяга, — я смеюсь. — И вообще дела всякие. В газету меня зовут.
— Да, — говорит Шулейкин. — Вон и учителей новых прислали. Все с высшим образованием.
— Нам бы еще печи в школе починить, — говорит Ваня Цыганков.
Жара. Июнь.
Коля Зимосадов сидит как на семейной фотографии — ладони на коленях. Неподвижно.
Вот так же он сидел на экзаменах. Потом вышел и сказал всё, без запиночки. О Коля!.. Шулейкин присутствовал на экзамене у меня в классе. Он ставил всем лучшие оценки, чем ставил я.