— Лафа, ребята. Теперь будет лафа. Теперь мы будем отлично питаться. Теперь поживем на трофейном добре. Хватит концентраты лопать.
Тогда мы все ему поверили. И напрасно. Мы и артиллерия всюду приходим последними, когда ничего уже нет.
И опять концентрат. И дубовые сухари. И Коля Гринченко говорит старшине:
— Старшина, какого хрена этот концентрат! Где фронтовая норма?
— А ты помнишь, ежик, как ты мне грозился? — спрашивает старшина.
— А ты докажи, — улыбается Гринченко.
— Ну, вот и помалкивай, — говорит старшина.
Теперь у него грозное оружие против Коли. И Коля боится его. Я это вижу. Но иногда он забывает, что боится, и тогда переходит в наступление. И это бывает очень смешно.
Я помню, как мы вошли в первый населенный пункт, тот самый, который я видел с НП. Это было разбитое степное село. В уцелевших хатах уже хозяйничали кавалеристы: переодевались, спали, играли на гармонике, а в одной даже блины пекли. И мы, конечно, всюду попадали с опозданием. Куда же нам деваться?
— Пошли, — говорит Гринченко.
И мы с Сашкой Золотаревым идем за ним. Вот входим в хату. В хате жарко. Топится печь. Пусто. Лишь над сковородкой склонился казак. Это по лампасам видно.
— Здорово, земляки, — говорит Гринченко с порога, — принимай гостей.
Коля очень здорово умеет с людьми разговаривать. Очень по-свойски. Он при этом улыбается. Он так улыбается, что нельзя не улыбнуться в ответ. И вот казак оборачивается, и я вижу скуластое лицо и раскосые глаза.
— Вот так казак! — говорит Коля. — Откуда ты такой взялся?
— Что надо? — спрашивает казак.
— Ты калмык, наверно, а не казак. Калмык, да? — И Коля говорит нам: — Давай, ребята, располагайся. Эх ты, казак калмыцкий!
И Коля кладет на скамью свой вещмешок. А калмык берет вещмешок и швыряет к порогу. Он стоит перед высоким Гринченко такой маленький, скуластый и широкоплечий.
— Что, тебе калмык не нравился? Уходи назад.
— Ты что, гад… — лицо у Коли покрывается красными пятнами.
— Иди, иди, — спокойно говорит калмык.
— Я кровь проливал, а ты меня на мороз гонишь?!
Сашка берет Колю за локоть:
— Не психуй, Мыкола.
— Уводи свой люди, — говорит калмык.
— Не сердись, пожалуйста, — говорю я.
— Уходи давай…
Вдруг открывается дверь, и входят казаки. Их трое.
— Что за беда? — спрашивает один.
Калмык молчит. Мы с Сашкой молчим. Коля тоже молчит. Потом он улыбается и спрашивает калмыка:
— Что ж молчишь, калмык? — И потом говорит казакам: — Вот гад… сам к печке, а русского — на мороз!
— Чего они приперлись? — спрашивает казак у калмыка.
— Давайте-ка, ребята, сыпьте отсюдова, — говорит нам другой казак. А третий говорит калмыку: