— Не суйтесь не в свое дело, — говорит Карпов. — Где убитые?
Солдат машет фонарем.
— Тама, тама, — говорит он, — все… семеро. А нас двое живых-то. Помогите, ребятки.
— Там бой идет, — говорит Карпов, — как же мы можем на батарею опоздать?
— И так опоздали, — говорит Федосеев.
— Пить не надо было, — говорю я и удивляюсь, как я смело говорю.
А Карпов смотрит на меня и молчит. Он ничего не говорит, потому что нечего ему сказать.
— Напились все как свиньи. А тут бой идет, — громко говорю я. — Пошли, Федосеев?
Мы вылезаем из машины. Карпов тоже. Молча. Потом — заспанный Сашка. Мы берем лопаты, ломик и идем за солдатом.
— Такое было, такое было, — говорит он на ходу, — с первого дня такого не было. Шесть часов друг дружку молотили. Потом только вперед пошли.
Мы идем по снежным буграм. Нет, не сон это. Там впереди страшный бой продолжается. Мне слышно хорошо. Вот, Ниночка, твой вояка и отличился. А под невысоким холмом долбит замерзшую землю одинокий солдат. А тот, что с нами шел, говорит:
— Вот, Егоров, подмогу я привел. Сейчас мы быстро, Егоров. Ты давай, давай долби ее. Сейчас мы все возьмемся.
А чуть в стороне лежат тела убитых. Их снегом запорошило. Шинели белые, лица белые. Семь белых людей лежат и молчат. Какой же это сон? Это убитые. Наши. А мы вино пили.
— Ничего себе — командир, — говорю я Сашке, — сам напился и нам позволил.
— Молчи ты… — говорит Сашка.
— Берись-ка за лопаты, — говорит Карпов.
— Всем надо браться, — усмехаюсь я.
Сашка и Федосеев смотрят на меня.
— А я тоже берусь, — спокойно говорит Карпов. — Вот и у меня лопата есть.
А семеро лежат неподвижно, как будто их это не касается. Мы роем молча. Час или два. Земля поддается с трудом. Но она поддается. Сейчас мы будем хоронить убитых. Как я на них посмотрю?
— Да погаси ты фонарь, — говорит Карпов.
Егоров гасит фонарь. Но ничего не меняется. Он ведь почти и не светил совсем. И что это Карпову вздумалось фонарь гасить?
Яма получилась глубокая. И вот тот, первый, солдат лезет в нее.
— Ну, давай, Егоров, — говорит он. И я понимаю, что это значит. А Егоров делает нам знак, и мы идем за ним. Неужели мне сейчас брать мертвых руками и тащить их к могиле? Сашка и Егоров берут первого. Несут. Федосеев нагибается ко второму. Карпов смотрит на меня. А почему бы мне и не взять? Возьму за ноги.
Это ведь не голова. Я должен взять. Именно я. Не Карпов, а я. Я беру убитого за ноги. Мы несем.
— Осторожно, ребятки, — говорит из ямы первый солдат, — не уроните.
— Никак Леня, — говорит Егоров, проходя мимо.
— Это наш Леня, — говорит первый солдат, — давайте его сюда.