— Что с вами? — спрашивает он.
— Всё в порядке, — говорю я. — Вот посмотрите.
Он дрожащей рукой перелистывает странички.
— Может быть, у вас с дикцией не всё хорошо?
— С чем?..
— Может, вы диктовать не умеете?
— Ну, знаете!..
— Такой грамотный класс, и нате…
Он так говорит об этом, что я чувствую себя виноватым, хотя и недели не прошло, как я вошел в этот класс.
— Вы отметки в журнал не ставьте, — говорит он. — Кошмар какой-то…
— Что случилось? — спрашивает Клара Ивановна.
Она завуч. Она преподает ботанику. Ботаники они почти не знают. Она просто читает ученикам главы из учебника. Наверное, потому лицо у нее всегда испуганное.
Она смотрит то на меня, то на Шулейкина круглыми коровьими глазами, и полные ее губы слегка приоткрыты в томительном ожидании.
Потом она всплескивает руками:
— Что же вы наделали?!
— Я думаю, нужно еще один диктант провести, — говорит Шулейкин. — Полегче…
— Катастрофа, — говорит Клара Ивановна.
Виташа подмигивает мне по-дружески из другого угла учительской.
— Ну что же, — говорю я, — давайте попробуем.
Мы пробуем.
Шулейкин приносит мне новый текст для диктанта. Текст примитивен и короток.
— Это же для учеников пятого класса, — говорю я.
— Вот и хорошо, — говорит он. — Будет положительный результат.
Он при этом смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую себя дураком.
— Вот и хорошо, — говорит он, — сложное мы еще успеем.
— Дурак, — шепчет мне Виташа, — начнешь с простого, отметки будут хорошие, а потом перейдешь к сложному — колы пойдут… А кто обучал? Ты… Кто виноват? Ты… Дурак.
Я диктую этот примитивный текст. Я диктую, как Левитан. Я декламирую, как Яхонтов. Пусть они не думают, что у меня с дикцией слабо.
А птицы поют. Красные, желтые, зеленые, черные, они поют, сидя на ветках деревьев.
А Шулейкин медленно ходит по рядам. Он иногда останавливается. Тычет пальцем в тетради моих учеников.
— Разве здесь одно «н»?..
— Подумай-ка над этим словом… Вот теперь другое дело.
— Запятые-то позабыл…
— Зачем вы подсказываете? — говорю я шепотом.
— Какие же это подсказки? — говорит он громко. — Они волнуются… Это помощь маленькая. Потом мы вместе проверяем диктанты.
— Ну это можно за ошибку не считать, — говорит он, — и это, пожалуй, тоже…
Он улыбается мне:
— Теперь вам будет легче. Не помоги я, кто знает, что было бы…
Он делает жест правой рукой, словно пытается понять себя. Он доволен. Единиц нету. Двоек нету. Троек много, но это не страшно. У Гены Дергунова пятерка.
— Ничего не понимаю, — смеется Шулейкин, — это же самый слабый ученик…
— Вы ему много подсказывали.
— Да помогал я! Какие это подсказки? Даже не помогал, а подбадривал.