— То есть как это?
— Обязательно, — говорит она. — Все пойдем: и ученики, и учителя.
Если бы я был посчастливей, сидел бы сейчас в публичке. Завтракал бы дома. Ходил бы в кино, когда хотел…
— Вы приходите к нам пообедать, — говорит Мария Филипповна. — Что ж на молоке на одном сидеть… Разве можно?.. Живот испортите.
— Я солдат, — смеюсь я. — Я привык ко всему.
А у них дома, наверное, тепло. Они обжились… Дом!
— Мне бы вот сахару достать, — говорю я.
— А вот мы в воскресенье в Козельск за продуктами поедем… Давайте с нами…
Чаю хочется!.. Обыкновенного горячего чаю… Раньше мне хотелось быть великим, хотелось попасть на Северный полюс… Хотелось написать роман… А сейчас хочется чаю…
— А я примус в Козельске куплю. Чай буду варить себе.
Она смотрит на гнилые дрова. Покачивает головой.
— Безобразие, — говорит. — Человек университет окончил, а они дров хороших дать не могли!.. — И оглядывается.
— Кто они?
Она смеется. Оглядывается по сторонам.
— Вы потише, — лицо у нее растерянное, — у нас в поселке слышно очень.
— Колхоз тут у вас развалюшка какая-то, — говорю я.
— Тшшш…
Губы у нее становятся белыми. И она шепчет этими белыми губами:
— Что вы… что вы… — И снова громко: — Послевоенные трудности. Ничего, это мы наладим… — И снова шепотом: — А то еще ученики услышат. Белыми губами: — Они знаете какие?.. — И снова, извиняясь: — Вы мне всю работу испортите…
…Я говорю своим восьмиклассникам:
— Результаты третьего диктанта — колы. Нравится?
Они молчат.
— Не нравится?
Они молчат.
— Цыганков Ваня, тебе нравится?
Он стоит за партой. Крутит рыжей кудлатой головой.
— Ну, нравится тебе такой результат?
— Не-е…
— Кому нравится?
Они молчат.
— Вот и выбирайте. Сами выбирайте, — говорю я. — Как скажете, так и буду поступать.
Что-то подкатывает к горлу. Что-то душит меня. Ну вы, ну поддержите хоть вы меня! Скажите хоть одно слово. Я не знаю, чем это кончится, но давайте воевать…
— Мы можем писать легкие диктанты, как тогда… Если вы хотите. Я даже могу подсказывать вам. Вы меня любить будете за доброту мою… А?
Они молчат.
— Меня все хвалить будут… Хороших дров мне привезут. Будет большой праздник…
Кто-то фыркает. Или я напрасно взываю к ним?
— И спрашивать я буду очень облегченно. И когда буду спрашивать, буду в окно глядеть, чтобы не мешать вам в учебник подсматривать…
Коля Зимосадов сидит, насупившись. У Маши Калашкиной растерянная улыбка на некрасивом лице. Шура Евсиков барабанит по парте пальцами. Он очень сосредоточен.
— Хотите такую жизнь? Да? Одно слово, и всё будет по-вашему.
Они молчат.
— Хотите?
— Не хотим, — говорит Гена Дергунов и прячется за развернутую книгу.